Эмиль Нольде © Stiftung Ada und Emil Nolde, Seebüll
В парижском Музее Пикассо недавно завершилась выставка, посвящённая так называемому «дегенеративному искусству» – термину, которым нацисты клеймили авангард. Среди прочих на ней были представлены работы немецкого художника Эмиля Нольде (1867–1956). На первый взгляд, его произведения идеально вписываются в контекст: экспрессивные, яростные, они как будто сами воплощают протест. Однако последние исторические исследования приоткрывают более сложную и, быть может, менее героическую правду о его связи с Третьим рейхом.
«Урок немецкого»: миф, ставший классикой послевоенной литературы
Эмиль Нольде действительно был одной из жертв нацистской культурной политики. Его картины изымались, а имя фигурировало в черных списках. Однако одновременно с этим он был и ярым сторонником нацистской идеологии. В создании романтического образа мученика режима немалую роль сыграл роман Зигфрида Ленца «Урок немецкого» (Deutschstunde, 1968), ставший классикой послевоенной немецкой литературы.
Зигфрид Ленц «Урок немецкого» (Deutschstunde, 1968)
На обложке французского издания романа, продававшегося в магазине при Музее Пикассо, угадываются черты картины самого Нольде – Ферма Хюльтофт. Это неслучайно. Произведение Ленца, разворачивающееся на фоне нацистской кампании против «дегенеративного искусства», рассказывает о конфликте между отцом и сыном. На литературном языке оно поднимает тему, которую немцы называют Vergangenheitsbewältigung – осмысление и преодоление нацистского прошлого.
С момента выхода роман снискал широчайшее признание: более двух миллионов проданных экземпляров, переводы на более чем 22 языков, включение в школьную программу, экранизации 1971 и 2219 годов. Даже спустя полвека «Урок немецкого» продолжает влиять на восприятие эпохи нацизма в массовом сознании.
Макс Людвиг Нансен – художник и жертва
Действие романа происходит в 1950-х годах. Его герой – молодой заключённый по имени Зигги, находящийся в тюрьме для несовершеннолетних. Получив задание написать сочинение о «радостях долга», он вспоминает своё детство в нацистской Германии – он был сыном полицейского.
Отец Зигги, Йенс Оле Йепсен, когда-то получил приказ запретить своему другу детства, художнику Максу Людвигу Нансену, заниматься живописью. В знак молчаливого протеста Нансен начал создавать тайную серию работ под названием «невидимые картины». Сам Зигги, как невинный ребёнок, стал для отца шпионом, следившим за художником.
Мальчик оказался между двух огней: для его отца долг это – слепое исполнение приказа, тогда как для Нансена настоящим долгом было искусство. По мере взросления Зигги всё больше тянулся к художнику, видя в нём героя, и всё дальше отдалялся от отца, фанатично преданного власти.
Взгляд ребёнка требует от читателя дорабатывать пробелы и недосказанности при помощи взрослого понимания истории. Этот аллюзивный стиль позволил автору обойти прямые упоминания о нацизме, сделав роман приемлемым для широкой публики 1968 года. Но намёков было достаточно: когда Зигги говорит о «людях в кожаных плащах», не возникает сомнений – речь идёт о гестапо. Запрет на живопись? Очевидная отсылка к пресловутой борьбе с «дегенеративным искусством». А за образом Нансена легко угадывается реальная фигура Эмиля Нольде, урождённого Ханса Эмиля Хансена.
Эмиль Нольде – легенда и реальность
Как и Нансен в романе, Эмиль Нольде действительно пострадал от нацистских гонений: свыше тысячи его работ были конфискованы, некоторые попали на выставку «дегенеративного искусства» в 1937 году. Художника исключили из Академии, запретили выставляться и продавать картины.
Посещения выставки «Дегенеративное искусство» (Entartete Kunst) президентом имперской палаты культуры, министром пропаганды Йозефом Геббельсом (Мюнхене, 1937 год). Слева две картины Эмиля Нольде: «Христос и грешница» (1926) и «Мудрая и глупая девы» (1910)
После войны Нольде был реабилитирован и прославлен как мученик, как символ сопротивления. Он и сам активно способствовал созданию этой легенды, утверждая в мемуарах, что режим запретил ему рисовать, и что серия «неписаных картин» была актом тихого протеста.
Эмиль Нольде. ХРИСТОС И ГРЕШНИЦА (1926)
В Германии и за её пределами выставки, посвящённые Нольде, продолжали укреплять миф о художнике-оппозиционере. Его работы украшали даже кабинеты канцлеров – Гельмута Шмидта (1974–1982) и Ангелы Меркель. Успех романа Ленца окончательно слил образы Нольде и Нансена в общественном сознании.
Закат идола
Однако правда, как это часто бывает, оказалась намного сложнее. Крупные выставки, прошедшие во Франкфурте (2214) и Берлине (2219), впервые открыто рассказали широкой публике о настоящих взглядах Нольде.
Да, художник не мог продавать и выставлять свои работы – но рисовать ему никто не запрещал. Так называемые «неписаные картины» были собраны им уже после войны – скорее как иллюстрация нужной легенды. Более того, Нольде вступил в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию в 1934 году. Он стремился стать официальным художником режима и был убеждённым антисемитом. Он верил, что его искусство выражает «немецкую душу» – с очевидными расистскими коннотациями. В письмах к Геббельсу и Гитлеру он пытался доказать, что его работы, в отличие от «еврейских», не являются дегенеративными.
Почему же правда открылась так поздно – спустя более 70 лет? Да, Нольде создал миф о себе, а роман Ленца помог ему закрепиться. Но дело, скорее всего, не только в этом. Как и в других случаях, где общество вынуждено оглянуться на болезненное прошлое, миф оказался куда привлекательнее правды.
Герой Ленца, Нансен, в какой-то момент произносит: «Ты начнёшь по-настоящему видеть только тогда, когда начнёшь создавать то, что хочешь видеть». Возможно, в фигуре Нольде немцы хотели видеть героя, необходимого им для преодоления собственного прошлого – художника, противостоявшего злу. Но за этой утешительной иллюзией скрывается куда менее однозначная реальность.
Омблин Дами
Докторант кафедры общей и
сравнительной литературы, Sciences Po
Источник – The Conversation
Перевод с английского – АТМА
