«Он – лучший президент в истории нашей страны», – заявил в 2019 году тогдашний президент Мексики Андрес Мануэль Лопес Обрадор. – «И по сей день я продолжаю руководствоваться его примером». Эти слова он произнёс у подножия гигантской статуи Бенито Хуареса (президента с 1858 по 1872 год), отмечая 213-летие со дня его рождения и говоря о вдохновляющем наследии давно ушедшего государственного деятеля.
Лопес Обрадор, более известный по инициалам AMLO, пришёл к власти в 2018 году с твёрдым намерением продолжить политическую линию Хуареса, преобразовать страну. Популист в полном смысле этого слова, AMLO один за другим запускал масштабные проекты и стремился завершить их до конца своего президентского срока, ограниченного шестью годами, как того требует мексиканская конституция. Он долго шёл к этой победе. В 2006 году AMLO баллотировался и проиграл – по его словам, из-за сфальсифицированных выборов. Соперник Лопеса Обрадора, Фелипе Кальдерон был типичным технократом; писательница Кристина Ривера Гарса позже назвала его правительство «государством без сердца». В 2012 году Лопес Обрадор снова участвовал в выборах и вновь потерпел поражение. И лишь в 2018 году он победил – уже на волне народной поддержки, которая не ослабевала до самого конца его правления. В отличие от своих «бесчувственных» предшественников, AMLO умел говорить с людьми на их языке, умел слушать и знал, как быть услышанным. Он вёл себя так, что обычные мексиканцы чувствовали: власть их замечает, понимает их нужды и говорит с ними на равных.
Но вместе с тем AMLO упростил восприятие истории Мексики: образ страны и представление о том, кто в неё «вписывается». Он нападал на всех, кого считал не «на стороне народа», то есть не на своей стороне: журналистов, задававших неудобные вопросы, феминистских активисток, упрекавших правительство в бездействии в отношении гендерного насилия. К тому моменту, когда он передал президентскую ленту своей преемнице Клаудии Шейнбаум, его влияние на политическую жизнь Мексики стало очевидным, но вот каким окажется его историческое наследие – вопрос открытый.
Пока Лопес Обрадор вписывал себя в историческую летопись страны – настаивая на том, что история движется вперёд неуклонно и что он, как преемник Хуареса, продолжает её победное шествие, – другие переосмысляли этот якобы «незыблемый путь». Два романа, вышедшие в 2024 году, обращаются к ключевым фигурам и сюжетам мексиканского прошлого, вступая с ним в диалог совсем иного рода – не в духе AMLO. Они исследуют прошлое иначе и ставят под сомнение сам подход к власти, которого он придерживался.
Написанные на испанском языке мексиканскими авторами, живущими в США, эти романы заполняют пустоты в официальной истории – пишут о промежутках, которые «выпали из хроники». Именно там авторы находят чужестранцев, осваивающих мифические города. По мере того как эти чужаки обживаются, они сталкиваются с могущественными силами, стремящимися раздавить всё иное, навязать единую версию прошлого – с собой любимыми в главной роли.
Роман «Ты видел империю во сне» (You Dreamed of Empires) Альваро Энрике переносит нас в 1519 год, в столицу империи Теночтитлан – нынешний Мехико, – где испанских конкистадоров принимают во дворце императора Монтесумы. Судьбы будущих завоевателей и самой империи тогда ещё висели на волоске: в течение нескольких месяцев испанцы жили в городе, никто не знал, чем всё обернётся. До нас дошли лишь обрывочные описания этих событий, сделанные самими испанцами – видимо, задним числом, чтобы оправдать свои последующие «подвиги», увековечить будущую «невероятную победу». Ни одного подлинного свидетельства коренных жителей о тех днях не сохранилось.
Проза Энрике – это буйство сновидений, анахронизмов и галлюцинаций, вызванных органическими психотропными веществами. Под вечер император Монтесума – уже изрядно одурманенный после визита к шаману, отправляется к святилищу бога войны. Заглянув в чашу с кровью, он вдруг слышит, как играет Monolith группы T.Rex, и видит видение: писатель Альваро Энрике сочиняет на Лонг-Айленде роман «Ты видел империю во сне».
Через три столетия после событий романа Энрике разворачивается действие книги Юри Эрреры «Сезон трясины» (Season of the Swamp). Действие происходит в Новом Орлеане с 1853 по 1855 год – в период, когда Бенито Хуарес жил в изгнании. Хотя он оставил после себя обширное письменное наследие, «о почти восемнадцати месяцах жизни в Новом Орлеане Хуарес не написал ни единого слова». И всё же тот рассудительный, преданный делу человек, который покинул Мексику, уже не был тем же самым когда вернулся. За эти неописанные месяцы произошло нечто важное, некая внутренняя метаморфоза, что направила Хуареса по пути, который впоследствии сделает его героем – и для AMLO, и для самого Эрреры.
Эррера погружает Хуареса, а вместе с ним и читателя в гущу звуков, запахов и атмосферы Нового Орлеана. Лёгкие штрихи сюрреализма, пронизывающие текст, почерпнуты в основном из газетных публикаций и прочих архивных источников той эпохи. Будучи сам приезжим, Эррера пишет от первого лица – из глубины собственного опыта перезда в Новый Орлеан, описывает, как зыбкая болотистая почва буквально уходит из-под ног.
Эти романы вступают в диалог с каноническим наследием Лопеса Обрадора и его упрощённым взглядом на историю. Это почти сатира на тех, кто стремится представить себя главным героем исторического процесса, при этом временами оба романа невольно возвращаются к жанру хроники о великих людях и их свершениях.
Погружаясь в жизнь изгнанника в «Сезоне трясины», Бенито Хуарес осознаёт: Новый Орлеан – это ещё и бесконечное множество способов умереть – мучительно и бессмысленно. Толпа с безучастным интересом наблюдает, как человек оказывается в воде между двумя лодками, и его вспарывает днищем. С наступлением нового сезона в город приходит жёлтая лихорадка – и добавляет ещё больше неизбирательных жестоких смертей.
Слепая жестокость в Новом Орлеане повсюду, но рядом с ней всегда – насилие предельно организованное. Первое, что бросается в глаза Хуаресу по прибытии в порт – полицейские, избивающие какого-то мужчину, а затем утаскивающие его прочь. Полиция, «отличающаяся от остальных только жетонами», кажется вялой и равнодушной – до тех пор, пока не почувствует хотя бы слабый намёк на нарушение строгой расовой иерархии в этом рабском порту. Тогда она действует с молниеносной и беспощадной жестокостью.
«Ты видел империю во сне» фиксирует мгновение хрупкого равновесия в противостоянии двух империй, каждая из которых готова всей своей мощью обрушиться и поглотить другую. Испанские конкистадоры окружены тысячами ацтекских воинов в самом сердце Теночтитлана, но и сам город взят в кольцо лагерей армий союзников конкистадоров. Однако для героев романа главная угроза – не внешняя.
Монтесума, казалось бы, утратил всякий интерес к власти, но даже из глубины своей меланхолии внушает страх. Его жестокость – не хаотична, но выверена до ужаса, безжалостна и безукоризненно упорядочена.
– Чья ты дочь? – спрашивает Монтесума.
– Брата твоего, Сентли…
Монтесума улыбается ей, нежно гладит по щеке:
– Беги, позови Младшего Кузена, чтобы он прислуживал мне. А ты ступай к стражникам и скажи им, что тебе велено быть казнённой в отдельной комнате.
Конкистадоры прибыли в Теночтитлан с двумя переводчиками: Херонимо де Агиляр и Малиналли. Испанцы говорили по-испански, Агиляр переводил это на майя, а затем Малиналли – с майя на науатль для двора тлачкала.
Малиналли для ацтеков – чужестранка, она родом с далёкого побережья Мексиканского залива. Её науатль звучит архаично, поэтому она кажется им призраком из прошлого, посланницей иных времён. На протяжении всего романа перевод выступает одновременно как источник путаницы – и как источник власти. Хотя Малиналли досталась Кортесу в качестве рабыни, трофея войны, её язык обладает столь весомым, почти пророческим звучанием, что в Теночтитлане она становится известнее самих испанцев.
Автор с явным удовольствием играет испанскими словами, переложенными на язык науатль. Кастильцы, конкистадоры, здесь названы общим термином – «каштильтека». Монтесума оказывается настоящим любителем лошадей: он с увлечением разглядывает caballos, называя их «кахуайос». Когда Кортес начинает проповедовать, Монтесума слышит имя христианского бога как «Шецус». Появление таких транскрипций показывает, как быстро ацтеки осваивают речь чужеземцев – в отличие от самих каштильтеков, которые, кажется, не удосужились выучить и пары «индейских» слов.
Исключение из этого «правила» – Хасмин Кальдера – единственный значимый вымышленный персонаж романа Энрике. Пока двор Монтесумы замирает в полуденной дрёме, Кальдера донимает переводчика Агиляра, выпытывая, как правильно носить местную одежду. Переодевшись, он тайком выбирается в город: ему во что бы то ни стало хочется увидеть чудеса Теночтитлана до того, как Монтесума решит принести всех кастильцев в жертву.
В «Сезоне трясины» Бенито Хуарес оказывается куда более способным учеником. Несмотря на то, что он не вписывается в жёсткую расовую иерархию, он обретает свободу и ощущение своей среды среди канальи – шумной и своенравной городской толпы. Лишь в этой среде язык живёт и меняется, переливаясь оттенками смыслов. Хуареса завораживает звучание креольской речи: «Что они говорят? На каком языке? Он умел читать по-французски… Но то, что он слышал сейчас, французским не было. Это звучало как французский, только как будто лучше…»
Для Хуареса новоорлеанское лингвистическое испытание не стало чем-то новым. Рассказывают, что он вырос в одном из деревенских поселений Оахаки, где говорил на родном языке – дидза. Погружаясь в пёстрый мир канальи, он словно вновь находит свою первородную речь – она всплывает в его сознании и мягко вплетается в пестрое языковое полотно.
Но не все языки даются Хуаресу – как, впрочем, и любому мигранту – так легко. В свой первый день в этом портовом городе он уливливает отголоски английской речи, выхватывая и понимая лишь обрывки фраз: «Чиновник задал ему несколько вопросов: Откуда вы? Зачем приехали? Чем занимаетесь? Как вас зовут? Не все – лишь парочку».
Этот повторяющийся мотив – «парочка», «один-два» – проходит через весь начальный период жизни Хуареса в Новом Орлеане. В самом деле, такой неуверенный, неполный перечень точно передаёт ощущение человека, оказавшегося заграницей и вынужденного рассказывать о своей жизни на чужом языке.
АМЛО (Андрес Мануэль Лопес Обрадор) не говорил об изгнании Хуареса, о том, как его кумир пересекал границы и учился говорить на чужих языках. Эти эпизоды не укладываются в рамочную картинку истории, которой придерживается АМЛО, и тем более – в политику контроля над границами проводимой его правительством.
В 2019 году АМЛО запустил один из своих ключевых проектов – он создал новую силовую структуру – Национальную гвардию. В сопровождении министра обороны и министра военно-морского флота он осматривал выстроившиеся шеренги мужчин и женщин в бело-серой форме. Формально гвардия считалась гражданским формированием, но всё – от присутствующих чинов до представленного вооружения – ясно свидетельствовало: это – военизированная структура. Новое милитаризованная организация в стране, где армия итак уже активно вовлечена в гражданскую сферу.
О других книгах
С момента своего основания Национальная гвардия всё ещё пытается определиться со своей настоящей миссией. Патрули гвардии дежурят на автомагистралях, расставляют дорожные конусы , проверяют документы в местах с ограниченным доступом, следят за археологическими раскопками в отдалённых уголках страны.
Находясь в изгнании, Бенито Хуарес и его соратники попивают кофе в Новом Орлеане и вынашивают планы изменить ход мексиканской истории. Один из них призывает к народному «Собранию с большой буквы – такому величественному и торжественному, чтобы оно вошло в Историю». Эррера высмеивает подобный пафос, эту претензию на то, будто история – дело избранных, а её главные герои сидят именно здесь, за этим столом. Но сам Хуарес всегда оказывается по ту сторону сатиры: у Эрреры он неизменно скромен, не поддаётся искушениям власти. Когда один из его товарищей замечает, что они на самом деле лишь маргиналы, а настоящая политика делается сейчас в другом месте, от него просто отмахиваются: «Тот факт был не очень Историческим».
Именно такой же торжественно-самодовольный подход к Истории (именно с большой буквы) лежит в основе президентства Лопеса Обрадора. Антрополог Клаудио Ломниц в своей книге Sovereignty and Extortion («Суверенитет и вымогательство»), 2024 пишет:
«Страстное желание Лопеса Обрадора вписать своё имя в патриотический «Зал Славы» мексиканской истории закономерно обернулось неудержимым стремлением окружать себя людьми с фамилиями, от которых веет исторической значимостью… Кабинет Лопеса Обрадора и его парламент пестрят потомками исторических личностей. Однако делал он это не ради укрепления легитимности государственных институтов, а для того, чтобы придать своему собственному образу значимость, обозначить своё место в Истории – здесь это слово именно с большой буквы».
Как выглядит такая «История с большой буквы»? АМЛО регулярно возвращался к теме наследия Хуареса. Он называл его либеральные реформы 1850–1860-х годов – в том числе, отделение церкви от государства – вторым великим преобразованием в истории Мексики. Само своё президентство АМЛО считал Четвёртым Преобразованием – la Cuarta Transformación, или просто 4T, как это закрепилось в партийной риторике. Идея Четвёртого Преобразования – это, в буквальном смысле, история с большой буквы. Она линейна и в итоге прославляет не сами реформы, а того, кто их осуществил.
Роман «Ты видел империю во сне» доводит сатиру на торжественную Историю до гротеска, превращает её в фантасмагорию. В эпицентр читательского внимания возвращаются Персонажи – это снова летопись жизни великих и могущественных мужчин. Сюжет романа охватывает небольшой отрезок времени: один долгий полдень, разделённый на три части – до, во время и после сиесты Монтесумы. Пока владыка спит – Теночтитлан замирает. Энрике добавляет ещё один, заключительный фрагмент – вечер того же дня, когда Монтесума и Кортес под настойкой из кактусов пускаются в безумный галлюциногенный трип: исчезают языковые барьеры, оба вождя могут говорить напрямую, и говорят… по-гречески. Этот эпилог как бы выводит нас за пределы исторического момента – и указывает на возможность совершенно иного альтернативного будущего.
Кортес просыпается и обнаруживает, что завоевание Мексики ему… приснилось. История, в которой он теперь оказывается, перевёрнута с ног на голову: признаки упадка и декаданса Теночтитлана – не предвестники краха, а часть хитроумного плана, и всё это время он – Кортес – был марионеткой в руках Монтесумы, никакой испанской угрозы не существовало. Монтесума получает своих кахуайос – лошадей, которые прежде были символом превосходства европейцев. Поворот весьма грациозен: вместо исторической трагедии читателю неожиданно дарят фантазию возмездия, и это приносит неожиданное, почти сладостное удовлетворение.
Однако Монтесума – великий стратег оказывается куда менее убедительней Монтесумы начала книги – увядающего, ускользающего, вызывающе меланхоличного. В первых трёх частях романа надвигающийся конец Теночка – это схватка двух жестоких, зацикленных на себе властителей – Великих Лидеров, которые толкают Историю к катастрофе. Финал превращает эту самую катастрофу в сон, в котором один из Великих оказывается оправданным. Вместо сложной и неоднозначной борьбы двух деспотов, нам скармливают сюжет про героя и злодея: да, всё это было делом рук Монтесумы, одна империя спасена ценой падения другой.
АМЛО ушёл в отставку по завершении единственного, предусмотренного конституцией шестилетнего срока. Несмотря на всю свою популярность и уверенность в том, что он ведёт Мексику в новую историческую эпоху. Он сознательно не последовал примеру Хуареса, который, несмотря на нарастающее недовольство, до конца удерживал власть и умер на посту президента.
Представлению об истории как череде Великих Лидеров, могущественных людей, формирующих судьбы народов, Эррера и Энрике противопоставляют множественные истории маргиналов, шумной толпы, языка, который постоянно меняется и ускользает, подобно зыбкой почве под ногами. Они показывают историю как нечто спонтанное, фрагментированное, полное сбоев и пустот – и высмеивают представление о ней как о реестре крупных, «официальных» вех, протянутых прямой линией от Завоевания Мексики до «Четвёртого Преобразования».
Энрике не раз говорил о смехе над сильными мира сего как о форме сопротивления. И он, и Эррера высмеивают мужчин, стремящихся стать главными героями Истории. Эррера приводит с собой Хуареса – и вместе с ним смеётся над претендентами на величие в изгнании. Энрике же в итоге выбирает одну из сторон: он смеётся над одним сильным правителем вместе с другим. Это сон, в котором достаточно выбрать правильного вождя – и история приобретёт нужный смысл.
Президентство АМЛО идеально вписывается в этот сон. Он утверждал, что говорит от имени мексиканской канальи – народа с улиц, и, продавая эту мечту, создал мощную партийную машину. Сегодня мексиканское государство может в любой момент призвать людей с нашивками, готовых заткнуть нежелательные голоса и наплодить новых изгнанников. В отличие от Эрреры и Энрике – и в отличие от самого Хуареса из «Сезона трясины» – АМЛО не проявлял ни интереса, ни сочувствия к разноликой каналье, далеко простирающейся за рамки его «собственного», строго очерченного «народа».
Попытки «увековечить наследие» АМЛО опасны тем, что оно – это наследие – может быть сильно упрощено и зацементировано, сведено к лозунгам вроде «4T». Чтобы по-настоящему понять суть власти Лопеса Обрадора, нужно учитывать множество разных, часто неоднозначных историй о нём. Возможно не все, но уж точно больше, чем «парочка»/«одна-две».
Филип Люк Джонсон
Преподаватель политологии,
Университет Флиндерса (Австралия)
Источник – Public Books
Перевод с английского – АТМА
