Литинститут
Не пишется талантливому впрок,
от мавзолея где-то в получасе,
где не учились Лермонтов и Блок,
но ты смотри, не хуже получайся,
придётся пояс туже затянуть,
случится слава - лишь бы не проспать её,
но для того, кто выбрал этот путь,
за высшей мерой следует распятие,
не всякий в мастерстве своём пригож,
кому - жар птица, а кому-то курица,
и, застилая свет, холодный дождь
прохожими вдоль улицы сутулится,
а ты кончай вести себя, как псих,
понятно, что на крыльях листопада
Тверской бульвар не вынесет двоих,
как ни крути, а может так и надо.
Русское поле
Припоминай, когда-то был да
сплыл по реке песком хрустящей,
свободы перебравший дылда
сыграв Пандоре в долгий ящик,
мы все учились понемногу
плевать на то, что пишут в прессе,
кто на кресте, тот, слава Богу,
периодически воскресе,
а нет - попробуй отвязаться,
событий цепь не разрывая,
поскольку сумасшедшим зайцем
приехал на войну в трамвае,
где ветер заблудился что ли,
где по стерне хромай и хрумкай,
жизнь насекомых бьётся в поле
сердечками пастушьей сумки,
над речкой, заводью плешивой,
горит закат кровососущий,
и винтокрылые машины
гадают на трофейной гуще
как неподъёмным грузом двести
на сцене жизни поместился
большой театр военных действий,
что Станиславскому не снился.
Арион
Осуществлённая вчерне
природа голодна,
нас было много на челне,
а смерть всего одна,
посвистывает пулям в лад,
не жалуя задир,
где каждый сам себе солдат,
приказ и командир,
на шее, крестик оброня,
развяжется гайтан,
и пятки беглого огня
сверкают тут и там,
сухих разрывов львиный рык
прокатится в груди,
огонь по-прежнему открыт -
без стука заходи,
но как спасителя узнать
в разливе золотом,
что душу смог перевязать,
перетянуть жгутом,
спасибо, зоркий постовой
в неверном свете дня,
за то, что ослепил того,
кто целился в меня.
Такая гимнастика
Холодный май примерно наказали
за то, что задержался на вокзале,
черёмуха истошно зацвела -
её душила рёбрами ограда,
подростки потрошили, так и надо
как будто, но по-прежнему цела,
обритое стрижами, небо в пене,
ты во дворе турник терзал намедни,
в итоге, оказался просто лось,
жить не тужить пора не по науке,
цветёт Казань, как много в этом звуке
для организма русского слилось,
мы вышли и вошли, и слава Богу,
товарищи мои, смелее в ногу,
прокатим по бокам гипотенуз,
опять народ и партия едины
в борьбе окрепнем пухом лебединым,
раз девятнадцать точно подтянусь,
трубит призывно девушка с плаката,
как булочка с кунжутом, конопата,
над скверами, в плену собачьих свор,
а ты, моя любимая забота,
не сообщила адрес самолёта,
так и осталась в планах до сих пор.
Волошинский сентябрь
Облака с утра больны ветрянкой,
а на солнцепёке опрометчиво
обсуждают, выжившие, пьянку,
кто не поддержал - и вспомнить нечего,
завелись цикады на пределе,
я и сам с пол оборота, тронешь как,
потерпел «Фетяско» в Коктебеле -
еле палец вытащил из горлышка,
не было тогда смешней мишени,
с бодуна неважно - сыт ли, голоден,
солнце бьёт в глаза, потом по шее,
чтобы не выпендривался в полдень,
дышится под вечер казановей,
джинсы после сушки типа прапора,
под воротником рубашки новой
бирка весь загривок исцарапала,
призрачное счастье жить в рассрочку
казачку, который к морю засланный,
у поэтов, что ни дня без строчки,
перед каждой дракой - слово за слово,
а когда погодка призовая
запасётся чайками заранее,
кажется, что море вызывает
нас на кастинг, то ли опознание.
Работа с отстающими
Расправил вечер гриву сивую,
грач за окном, как пьяный завуч,
на чёрной ветке балансируя
рассказывает сказку на ночь,
луна прожектору не сменщица,
теплее свет её и уже,
а в гороскопе рыбы плещутся -
и раки пятятся из лужи,
из золота сплошного ты же вся
мной занимаешься недаром,
не вышла ростом, как ни пыжишься,
едва заметна на радарах,
не потакал подружкам сроду я,
мне всё равно, рассвет, закат ли -
одна лишь яркость благородная
и трезвого ума ни капли,
беззвучный лай во рту полощется
у гончих псов, не взявших следа,
ощупывает скверов рощицы
холодный дождь свисая с неба,
последней пуговки халатика
не трону, паинькой прикинусь,
ты - высшая, как математика,
а я твой косинус на синус.
Попутная
Кукушки монотонное сопрано,
валежника вокруг невпроворот,
сквозь хвою солнце целится в забрало,
и глазомер поэтому не тот -
обречены очки на месте лобном,
поверхность линз, как совесть, нечиста,
потянешь носом - мокрый и холодный,
хоть облысела репица хвоста,
умылось небо радугой павлиньей
настырный дятел эхо применил,
недавно лужи корчились под ливнем,
теперь сплошной запиленный винил,
тропинки рокируются всё реже,
смотри, фигуру речи не зевни -
накрашенные губы сыроежек,
под старость, разъедает соль земли,
трухлявый пень сморкается сморчками,
нечаянно рябину потрясу -
с мест повскакав, кузнечики щелчками
сбивают с подорожников росу,
запутавшись в корнях, ручей затинькал,
сверкает стрекоза над васильком,
чтоб не мешали камушки в ботинках,
оставлю здесь, и дальше - босиком.
Киммерия
Приморский городок, бакланов ругань,
забронзовевший пляж бульвара перед,
где волны соревнуются друг с другом
какая дальше выскочит на берег,
поджарый кипарис настропалился
за облака, да корни не пустили,
пятиэтажки в брызгах барбариса
и здание суда в барочном стиле -
вокруг шипит акация пивная,
сдувает ветер бабочек с порога,
цепную карусель напоминают
весы у правосудия слепого -
водружена ещё при Лиге наций
скульптура, нам же весело и просто
вокруг Фемиды по небу кататься
распутывая цепи с перехлёстом,
не то, чтобы друг другу стали ближе,
не все, достигнув цели, уцелели,
когда бы, заигравшись цепью рыжей,
не зареклись от этой карусели,
просвечивали уши, как физалис,
дневные лампы чаек трепетали,
а мы крутились и не зарекались
от нищеты и будущих баталий -
как разобраться вдруг чего мы стоим,
куда и кем вдоль берега ведомы,
где море целый день шуршит прибоем
довольно потирающим ладони.
Бессоница
Удачу за рукав ещё не поздно
поймать, переходящую на шаг,
из небосвода выдернуты звёзды -
и тусклый свет сочится сквозь дуршлаг,
во тьме хоть чёрта лысого облапишь,
и мамонта узнаешь по хвосту,
ребёнок разминает хлебный мякиш,
а ты педали давишь в пустоту,
товарищей десяток мой не робок -
до них у страха руки коротки,
взаимозаменяемы, бок о бок
покачиваемся, как поплавки,
где тлеющей листвы чадит кадило,
и вороньё катает в глотке ртуть,
красавице, что в замке разбудил я,
без поцелуя снова не уснуть,
в кармане димедрол, на всякий случай,
пружины подвели былую прыть,
всё правильно, хотя могло быть лучше,
не спится, значит, так тому и быть,
пусть сказка наяву не по зарплате,
порой знобит от мелких передряг,
подруга, хватит квакать на закате,
отдай стрелу и рядышком приляг.
Сотворение
Прошла гроза походкой гордой, ромашки поле замели -
упасть бы в них уткнувшись мордой, и слушать, как жужжат шмели,
Вселенной муравью казаться, прижавшись к лопуху щекой,
пока неполных восемнадцать, и мысли о такой, такой…
теперь покоя сердце просит, неровно бьётся по утрам,
как-будто через медный носик на кухне протекает кран,
и я, вечернего разлива, протёр окно - да будет свет,
потом - в начале были сливы, бутоны будущих планет,
одной, историю ускоря, весь список галочкой пометь -
чихнул, и расплескалось море, нудистский пляж, земная твердь,
пока с объектами негусто, условия труда новы,
строительный мешает мусор - так выброси из головы,
за горизонтом тьма литая, кометы спят, поджав хвосты,
чего-то вроде не хватает, а вот, любимая, и ты
волну пушистую бодая, без мишуры от кутюрье,
красивая и молодая, не то что некоторые.