Пьеса
Действующие лица:
Зеленоградский
Лена
Миша
Охранник
Местецкая
1.
Центр Москвы. Квартира Зеленоградского. Зеленоградский и Лена.
Зеленоградский. Дочь, оскудение любви – это угроза всей популяции!
Лена. У тебя в зубах застряло. Вот тут.
Зеленоградский. Где мои очки для чтения?
Лена. Миша приедет, найдет.
Зеленоградский. Взращивать в себе семена прощения. Тебе претит, а ты прости!
Лена. Я устала.
Зеленоградский. А черный ворон тем временем вьется. Вьется надо мной, над тобой, над домом-музеем Чехова. Я проходил мимо. Туда несут пластик. Большими охапками. Автор «Каштанки» и пластиковые уголки. Где связь?
Лена. Мы подошли к сути, к самой сути.
Зеленоградский. Это мои слова, Лена.
Лена ждет. Зеленоградский молчит. Лена встаёт.
Лена. Мне нужно разбирать шкаф.
Зеленоградский (оживая). Летит пух, звенят со всех сторон велосипеды, а мы чувствуем приближение беды… Стой! Сядь. Собаки…
Лена закрывает глаза.
Зеленоградский. Ты читаешь мои мысли.
Лена открывает глаза.
Зеленоградский. Конфликт поколений без поколений.
Лена. Который час?
Зеленоградский. Наш сад - а я настаиваю на том, это наш сад – Боже, Боже, Боже, собаки, сидящие под каждым деревом. Я победил в себе отвращение к ним, как в свое время алкоголизм.
Лена. Когда же будет Миша?
Зеленоградский. Но машины! Они начали пускать в сад машины! Позволяют оставлять машины на боковой дорожке. Варварство, хуже вакцинации. Я на себе чувствую тяжесть этих машин. Равномерно четыре колеса на груди. И давят-давят, не дают спать. Сигналят, бип-бип!
Лена. «А я сяду в кабриолет…»
Входит веселый Миша.
Миша. Здравствуйте, Константин Сергеевич.
Миша целует Лену. А Зеленоградскому Миша пожимает руку.
Лена (Мише). Нам здесь весело.
Зеленоградский. Какие новости, Мишенька?
Миша. Пуха много.
Зеленоградский. А что есть ещё у тополя: пух и корни. У нас и того нет.
Лена. Мы ищем папины очки.
Миша. Хотите фокус? Опля.
Миша вытаскивает из кармана и отдает Зеленоградскому очки.
Миша. Забрал по ошибке.
Лена. Ты же не носишь очки.
Миша. Забрал автоматически.
Зеленоградский. Здесь была еще такая веревочка между дужками.
Миша. Не видел.
Зеленоградский. Чтение не спасает. Пью из бумажного кубка с карандашом в руках, то и дело отплевываясь. Миша, вам нравится слово «комфортный»?
Миша. Мне не нравится слово «кредит».
Лена (Зеленоградскому). Мы с Мишей собирались в нирвану.
Миша. Куда?
Лена. В торговый центр.
Зеленоградский. Да и в целом новый век разочаровал. Всё обман, кроме немецких обезболивающих и коротких женских штанишек.
Лена. Папа, мы торопимся.
Миша. Сегодня видел, представляете, лису. Живую. На ВДНХ. Офигеть, как природа очистилась.
Зеленоградский. Возьмём наш мир, оставленный Богом. Перепуганные толпы носятся в поиске любви и затаптывают её остатки, сами того не замечая. Миша, в нашем саду начали парковать машины.
Миша. В каком саду?
Зеленоградский. В «Аквариуме». Что можно с этим сделать?
Миша. Написать в управу.
Зеленоградский. Одна интересная история, даже быль. В древности, закапывая клад, хозяин клал туда же и топор. В качестве оберега.
Миша. Сложно, значит, будет вам написать в управу?
Зеленоградский молчит.
Миша. Могу сам написать. Но от вашего имени лучше.
Зеленоградский. Я пламени в себе не заливаю.
Миша. Тогда мне доверенность нужна.
Лена (торопясь). Пойдем, Миша. Пока, папа.
Лена берет Мишу за руку.
Миша. Доверенность нужна. До свидания, Константин Сергеевич.
Лена уводит Мишу.
Зеленоградский. Был сад наслаждений, а стал лё гараж. Сэ дэгутан!
2.
Зеленоградский остается один.
Зеленоградский. Легендарным меня сделали куплеты из спектакля «Здесь и сейчас». Половина Москвы на съезде ВЛКСМ, а вторая половина стоит в очереди за билетами в Театр Моссовета. Только для того, чтобы услышать простенькую мелодию в начале второго акта и ТОТ САМЫЙ ПРИПЕВ! Очередь хвостом, здесь в саду «Аквариум», до самых ворот, до гранитных столбов.
Зеленоградский напевает мотив припева, про себя пропевая слова, которых не разобрать.
Зеленоградский. В моей жизни всё происходило само собой. Само собой начал пить. Начал и взалкал. К источнику вечному потянулся губами. Только бы персты омочить. Да и не только персты. Книги разлетались из-под ног, как тропические бабочки. Щелкали челюстями хищные дыроколы. Норовили затащить на службу, но я держался. Крепко держался за среднюю букву в слове «ФЕТ»! Вырывал страницы, бросал в Москву-реку и по страницам, по страницам на Северный Речной Вокзал. А ведь вокзал не может быть Северным. Вокзал обязан быть только Южным. Горячим, как русская печь. Белым, как Тадж-Махал. Стихи прятал в наволочку. И разрослась она до размеров хрущёвки. Сжег всё до тла. Начал сначала. Страховой агент тоже профессия. Рифмы. Простая, составная и перекрестная. Дышал размерами. Третий слог – выдох. На диете из Лафонтена. Шесть раз в день маленькими порциями. И меня такого, с мужской рифмой в дырявом кармане подобрала самая маленькая медсестра на свете. Крохотная, но гордая. Пальчики фарфоровые, хрупкие, но взяла меня ими за волосы и выдернула из болота. Накормила, напоила, дочь родила и умерла с улыбкой.
Пауза.
Зеленоградский. Дочка моя, Леночка. Я был ей плохой матерью. Дитя возлюбленное бросал ради ночных поэтических чтений. Видела, бедная, и папашу пьяного, и папашу драного, и с блудницами из литинститута. В девять научилась девочка готовить, в десять стирать руками. Воспитал себе Золушку Папаша-Кураж. Порой забывал, что она есть у меня. Упади на меня небо, раздави, пожалуйста. Плоский, как шутки Михаила Веллера, буду вместо паруса на бригантине. Йо-хо-хо, и бутылка рома. Эх, если бы одна бутылка. В похмельном тумане отдавил крохотные ножки. Не сдавал на обеды в школе. Дразнился. Сам стриг бедную. Мой Ангел Боттичелли молчал и говорил: «Люблю тебя, папочка». А я думал, глупенькая родилась, как жаль, как жаль. А однажды, она что-то спросила. Я ей по-французски: «Экзактеман». А она мне в рифму: «Рюкзак, туман!» Это в шесть лет такое.
Пауза.
Зеленоградский: Ле-ноч-ка. Ночь-ка.
Пауза.
Зеленоградский. Были просветы. Без просветов и роща не стоит. Как же любил её, когда не сочинял! Как любил! Один поцелуй в минуту, не меньше. Носил на руках у сердца. Читал сказки страшным голосом, а она мне под мышку пряталась. Там, где мышки живут. Но что-то я сломал в ней. Я тролль с Уральского хребта. Сжал подмышку и сломал. Хрупкое, доверчивое. Как простить себе такое? Что теперь делать? За маятник схватиться двумя руками и тянуть, подтянуть к себе прошлое. Где икона моя «Прибавление ума»? Где мои очки? Хочу видеть не других, себя насквозь. Что там внутри? Стол разоренный, трехтомник Аполлинера и детские рисунки с надписью: «Папочка, не надо».
Зеленоградский уходит.
3.
Лена и Миша одни за столом в торговом центре «Нирвана».
Лена. Я не знаю, как ты смотришь на мертвых всё время.
Миша. Честным взглядом, Лена. Мертвые те же люди, но без претензий. Между нами - без обмана. Мне надо их закопать, они хотят быть закопанными.
Лена. Ох.
Миша. У родных детей нет уважения к покойной матери, у меня есть. Почитай про меня отзывы на сайте «Ритуал-М».
Лена. Я читала.
Миша. Другие агенты делают вид, что скорбят. Я же сурово вхожу в положение скорбящих. Клиенты это ценят. Тем более, я не ворую цветы.
Лена. Ты – талантливый.
Миша. Я пытаюсь развиваться.
Лена. Это видно.
Миша. А мне дают, дай Бог, одно тело в неделю.
Лена. Они завидуют.
Миша. Я мог бы хоронить людей каждый день! Если бы не зависть и пробки. Если бы мы жили в Центральном округе, я бы успевал к новым покойникам. Меня бы не обходили другие агенты.
Лена молчит.
Миша. В центре без денег не умирают, Лена. Здесь не агенты, а сплошные гладиаторы. Бьются за усопших - справки летят, льются чернила. Но я силен, Лена. Господь видит, как я силён. Знание законов, плюс своевременная диспансеризация. Я огурчик, Лена. И зову тебя на свою грядку.
Лена. Миша, прости, папа не пойдет на обмен. Даже с нами. Он не поедет в Мытищи.
Миша. Конечно поедет. Мытищи – это оазис России, буйство инфраструктур! Даже, говорят, иностранец у нас живет из Бельгии.
Лена. Папа ценит центр. Он гуляет в саду «Аквариум».
Миша. Сад?! Сад?! Пять деревьев и три куста. У нас такой сад в каждом дворе.
Лена. Ты переоцениваешь Мытищи!
Миша. Он у тебя человек длительного подхода. Я знаю такой тип. Это те, кто пытаются не платить за работу агента, а ездить везде сами, и в поликлинику, и в крематорий, и на кладбище. Такие даже гробы где-то покупают с рук.
Лена. Папа гордится, что окружен театрами.
Миша. И в Мытищах есть театр. Правда, он странный.
Лена. Папе нужны другие аргументы.
Миша. Любой брак, Лена, обычно держится на трех китах: спокойное отношение к храпу, Новый Год без родителей и дон-диги-дон. Понимаешь, что я имею в виду?
Лена. Я понимаю.
Миша. Говори «дон-диги-дон», я имею в виду секс.
Лена. Я поняла это.
Миша. Но есть и четвертая вводная. Без нее крепкий брак становится вялым. Это взаимная поддержка супругов. И чем крепче поддержка с женской стороны, тем брак основательнее.
Лена. Я поняла твою мысль.
Миша. Не уверен.
Лена. Знаю, что папа скажет.
Миша. Раньше у стариков была совесть. Вспомни Черномора.
Лена. Папа скажет нет. Он любит быть в гуще событий. Любит ходить по Тверской. Где он будет ходить в Мытищах?
Миша. По улице Белобородова.
Лена. Это нонсенс.
Миша. Кто?
Лена. Папа особый человек. Перемены его пугают.
Пауза. Миша ест.
Миша. Несмотря на то, что в Мытищах я король и это известный факт, я знаю свою перспективу!
Лена. Я в тебя верю, Мишенька.
Миша. Центр, не дальше Садового кольца, машина «Мерседес», и это не обсуждается, ботинки с лаковыми вставками и собака такая лохматая…
Лена. Командор.
Миша. Да. Ещё ты в моих планах, и ребенок.
Лена. Мальчик.
Миша. Пусть будет мальчик, но тогда Антон.
Лена. Хорошо, я поговорю с папой.
Миша. Я в туалет.
Миша встает и уходит.
4.
Торговый центр «Нирвана». Лена остается одна.
Лена. Свет мой зеркальце, скажи, пожалуйста, если можно, почему я смотрю на свое отражение и вижу кривое виноградное дерево? Пластиковые карточки гроздьями, плохо завитая крона, ободранная кора и корни. Зеркальце, почему мои корни засыхают, сколько их не поливай! Корни сохли, корни сдохли. Ни одного таланта. Даже бюстгальтер снимаю неинтересно. А вокруг радуга-радуга, прыжки выше бабетты на всех уровнях, счастливый капитализм, белые ночи и северное сияние. Одна я, как терракотовый воин, пустая внутри и пыльная снаружи. Свет мой зеркальце, ты что-то напутала! Не такой должна быть дочь известного поэта. Вечнозеленой должна быть, с двумя мощными шишками, душевной, понимающей, любящей себя, а не всех других, включая доставщиков пиццы. Мандарины всегда горьки, коньки всегда малы, спектакли всегда длинны, а бойфренды всегда пьяны вдрызг. Понимаю, любви не хватает на всех. И я даже не в конце очереди. Я ещё дома шнурки завязываю. Граждане отдыхающие, посмотрите направо. Там вы можете увидеть Черное море. Черным оно называется, потому что оно реально черное, как Мишин юмор. А в этом море жирной точкой я - танкер с любовью. У меня её стратегические запасы. Но отдавать её опасаюсь. Жду. Сгружу ребеночку, если доживу. А за кислую морду беспощадный свет меня уже осудил. Я свой пуд соли съела, совмещая с интервальным голоданием. Страдала, страданула и выстрадала. С детства папа читал мне на ночь свои стихи. С тех пор у меня бессонница. Я шмыгаю носом, верю в принца, и знаю, что такое перекрестная рифма. Свет мой зеркальце, я устала, но чаю. Прихожу я на нудистский пляж, начинаю раздеваться, а нудисты одеваются и уходят! Почему я как атомная бомба? Вокруг меня всегда воронка. От двух до пяти километров. Слово на иврите, перешедшее в русский язык? «Бегемот»! Иду по лесу, а на деревьях: кокошники, кокошники, раз и боевой шлем самурая. Цель моей жизни – самообман.
Возвращается Миша.
Миша. Пошли.
Лена (сразу вставая). Куда?
Миша. Пошли!
Лена. Я не могу.
Пауза.
Лена. Я не могу сказать папе. У меня нет сил.
5.
Сад «Аквариум». Зеленоградский приближается к Охраннику.
Зеленоградский. День добрый.
Охранник. Здравствуйте.
Зеленоградский. Если сравнивать преступления в городе и в деревне, особенно тяжкие преступления, можно сильно удивиться!
Охранник. Что?
Зеленоградский. Казалось бы, деревня – территория безопасности, а город, он что?
Охранник. Что?
Зеленоградский. На первый, критический взгляд муравейник, только с волками жадными. Но по факту, преступлений тяжких вдвое меньше, чем в деревне.
Охранник. Камеры вокруг.
Зеленоградский. Хотите образ Москвы-матушки? Молодой человек едущий ночью по встречке на самокате и набирающий сообщение на айфоне. И это ещё образ с первой полки.
Охранник (в затруднении). Э-э-э.
Зеленоградский. Или еще. Сиротливая пара франкофилов, которые не успели на концерт фальшивой Заз и пришли в «Пионер» на фильм «Амели» с субтитрами.
Охранник. Вам парковаться? Пятьсот рублей в час.
Зеленоградский. Мертвым пластиковым пакетом упаду на горячий асфальт. Буду придавлен быстрыми шинами. Буду расплющен, забыт.
Охранник. Ты пьяный, что ли?
Зеленоградский. Вот вы, человек, судя по внешнему виду, искушенный. Примеряли на себя рыцарские доспехи? Хотя бы мысленно.
Охранник. Отвали.
Охранник уходит.
Зеленоградский. Постойте!
Зеленоградский догоняет Охранника.
Зеленоградский. Дайте мне вашу руку!
Охранник. Зачем?
Зеленоградский. Чего вы боитесь? Просто покажите.
Охранник отважно протягивает руку.
Охранник. И чего?
Зеленоградский. Этой рукой вы могли бы читать «Улисса» на шрифте Брайля. Эта рука могла бы трепать гриву коня и подавать нищим. Вы могли бы бить ей по сусалам врагов демократии, и чинить дедовские часы. Эта рука, в конце концов, могла лежать на бедре первой тушинской красавицы.
Охранник. Дальше-то что?
Зеленоградский. А она, эта рука, открывает ворота автомобилям и запускает их в сад.
Охранник. Тебе-то чего?
Зеленоградский. Я грущу.
Охранник (уходя). А мне по фиг.
Зеленоградский. Стойте. Равнодушие – суть водный пистолет без воды. Облейте меня грязью! Ругайтесь последними словами, ратуйте! Дайте волю своим чувствам!
Охранник возвращается.
Охранник. Слушай, дед! Ты знаешь, сколько я здесь имею? Слезы! Еще и половину отдаю.
Охранник уходит.
Зеленоградский, оставшись один, садится на скамейку в саду «Аквариум».
6.
Сад «Аквариум». Появляется Миша. Подходит и садится рядом с Зеленоградским.
Миша. Разве агент не поймет агента?
Зеленоградский. В поисках плюсов бродил по лесу из минусов.
Миша. Женщине нельзя говорить комплименты. Хвалить - только портить.
Зеленоградский. Елена Прекрасная, говорю ей, а сам не чувствую.
Миша. Женский смех – это как мелочь в кармане. Звенит, а не деньги.
Зеленоградский. Миша…
Миша. Здесь такой.
Зеленоградский. Не обижайте её.
Миша. Ленку-то? Никогда. Дети и животные для меня – табу. Другое дело, курьеры.
Зеленоградский. Планы были на её счет грандиозные, как Евросоюз. Планифье. Я не лучший отец, и вообще, не лучший. Читать научил, а остальное – фук. Макаренко от лишней порции отказывался. Я так не могу. Педагогика не моя чашка чаю. Голоса в голове громче, чем её крики. Маечку вывернул наизнанку – и нормально. Стыдно, до кислоты в горле. Из-за меня паршивого жизненную силу растратила на учебу, диеты и самоедство.
Миша. Моё слово твердое. Я ж не пират какой-нибудь! Только и у меня к вам вопрос.
Зеленоградский. Звенит ручей, бежит ручей, и я ничья и ты, соответственно.
Миша. В каких-то вещах у нас согласие всё-таки есть.
Зеленоградский. Так часто прописывали коньяк от давления, что начал его просто жрать.
Миша. Вы же бывали в Мытищах?
Зеленоградский. Разве?
Миша. Бывали, бывали. На нашей свадьбе.
Пауза. Зеленоградский не отвечает.
Миша. Вы еще злоупотребили там.
Зеленоградский. Что ты хотел, Михаил?
Миша. С первого момента, между нами, неприятный осадок. И с каждым днем он всё толще.
Зеленоградский. Миша, вы уверены, что беседы – это ваше?
Миша. Хочу сказать, что очень хорошо знаю своё место. Другие пусть путаются в пространстве, но не я. Первый-первый, полет нормальный.
Зеленоградский. Погода плохая. Раздражает. Даже бесит.
Миша. Однако, не отрицаю роли личности в истории. Вот, адмирал Ушаков.
Зеленоградский кашляет.
Миша. Или, возьмем, Черчилля, который англичанин. Жирный, но сильный. Стоял на своем.
Зеленоградский. Нам нужен переводчик.
Миша. Давайте меняться. Вы в Мытищи, мы - сюда.
Пауза.
Зеленоградский. Князь Кропоткин пишет, «Ничто так не утомляет, как бессмысленный труд общения».
Миша. Позвольте говорить откровенно, как суррогатному родственнику. Вы – человек пожилой. Когда возраст переходит все допустимые границы.
Зеленоградский. Этот молодой человек знает, с какого конца спаржу есть.
Миша. И снова не вскользь подниму щекотливую тему. Здесь машины, метро, офисная неврастения. В Мытищах – зелень, спокойствие и уют.
Зеленоградский. «Смерть – это только начало», сказал Роберт Ланц.
Миша. Россыпь магазинов всех мастей.
Зеленоградский. Чаю очищения, чаю.
Миша. Бабушки всех сортов.
Зеленоградский. Нет.
Зеленоградский встает и уходит.
7.
Сад «Аквариум». Миша остается один.
Миша. Всё правильно должно быть. По-человечески. Чувствуешь, скорости не хватает, тормозом не будь, сверни на обочину! На фиг! Дай людям разогнаться! Есть прогресс, все мы знаем. Есть развитие. И есть ретрограды конченные. Камни, кирпичи, пеноблоки. Опять же, нанотехнологии. Петрушка с геном утконоса. Второе солнце для персиков зимой. Если удивляешься – на фиг. У продвинутых – каменные лица. Крутится маховик. Не время включать заднюю. Даже синий трактор едет к нам, а ты мнёшься, топчешься. Победит тот, у кого руки холоднее. Весь класс читает, а ты только рот открываешь? На фиг!
8.
Сад «Аквариум». Местецкая, сидя на лавочке, оглядывается по сторонам. Подходит Зеленоградский.
Зеленоградский. Добрый вечер.
Местецкая. Простите. Я занята.
Зеленоградский проходит мимо. Местецкая сидит прямо, глядя перед собой.
Зеленоградский возвращается.
Зеленоградский. Вы часто приходите в сад «Аквариум»?
Местецкая. Второй раз. Я потеряла здесь кольцо.
Зеленоградский. Здесь? В этой части сада?
Местецкая. Я потеряла его двадцать лет назад.
Зеленоградский. Посветить вам фонариком?
Местецкая. Двадцать лет – это большой срок.
Зеленоградский. Моя уверенность в своих силах с годами только выросла.
Пауза.
Местецкая. Кажется, я обронила его там. Читала «Жажду любви».
Зеленоградский. Юкио Мисимы?
Местецкая. Нет. Это мой собственный роман в трех разочарованиях.
Зеленоградский. Мне не хватает только подробного описания потери.
Местецкая. Я потеряла всё: крепкий сон, чистую совесть, родную душу, учебник Можэ первую часть.
Зеленоградский. Глубоко сожалею. А кольцо?
Местецкая. Обычная стекляшка. Не ищите.
Молчат.
Зеленоградский. Константин Сергеевич.
Местецкая. Зоя.
Зеленоградский. Тогда, Костя.
Местецкая. Я подходила к экскурсоводу с вопросом. Он сказал, вы не оплатили, и не ответил.
Зеленоградский. Я вызову его на дуэль.
Местецкая. Вы тамплиер?
Зеленоградский. В целом, да.
Местецкая. Мне нравилась средневековая медицина. Когда доктора исследовали гуморы.
Зеленоградский (подхватывает). Пускали кровь.
Местецкая. Лечили переломы травами.
Зеленоградский. Золотое время.
Пауза.
Местецкая. Кого вы себе напоминаете, Константин?
Зеленоградский. Не знаю. Мне хочется вам понравиться.
Местецкая. А я – вылитая плёнка поверхностного натяжения. Еще немного и прорвусь слезами.
Зеленоградский. Ох.
Местецкая. Значение имеет только роса, нравственность и странное поведение.
Зеленоградский. Я боюсь на вас дышать.
Местецкая. Правильно. Я могу улететь. Сколько раз посещало вас счастье?
Зеленоградский. Только четыре раза всего. В первый раз, после греха. Во второй, просто так, в третий раз – я забыл. А в четвертый сказать не имею сил.
Местецкая. Я слишком долго работала на раздаче и, похоже раздала всё, что у меня было.
Зеленоградский. Дождь собирался долго. Темные тучи накладывались друг на друга пластами.
Местецкая. Ходила в зоопарк.
Зеленоградский. Подробнее.
Местецкая. Искала Жар-Птицу. Нашла удода. Такого одинокого.
Зеленоградский. И вдруг загрохотало, затопало, загремело, взорвалось и рассыпалось серебряным дождем.
Местецкая. Какая кличка была у вас в школе?
Зеленоградский. Зелёный. А у вас?
Пауза.
Местецкая. Невеста.
Зеленоградский. Почему?
Местецкая. Уходите. Немедленно. Мы слишком много узнали друг о друге.
Зеленоградский. Повинуюсь.
Зеленоградский уходит.
9.
Сад «Аквариум». Местецкая остается одна.
Местецкая. Хлеб, молоко, селедочное масло, проклятия на головы не тонких, свободу неудобным. Стиральный порошок цвета седины. Протертые овощи лучше класть на грудь поверженных врагов. У тоски лицо вдовы-разведенки. Боль - в слезы, страх - в слезы, обиду - туда же. «Сколько можно мучиться?» - они спрашивают. А сколько нужно? Сколько можно страдать? Не пора ли забыть? Выйди на воздух, пройдись. Посмотри на голубей. Я вышла. Птицы кланяются мне. Голуби, где потеряли вы траурные ленты? Жили душа в душу. Прах к праху. Примите наши соболезнования. Выйди, погуляй, развейся. Развейся вместе с прахом. Думай о хорошем. Хороший мой, зачем? Хороший мой, за что? Хороший мой, а я? Как же я, любимый мой? Одна в автобусе. Одна на окраине Млечного Пути. И хруст безе. И больше ничего, и хруст безе. Ты обещал быть, обещал жить, обещал положить меня в карман и застегнуть карман на пуговицу. Как ты мог меня обмануть? Ни пуговицы, ни кармана! Декорации просты. У мумии довольно привлекательная улыбка. (Зло). А взять меня с собой не пришло в голову?!
Пауза.
Местецкая. Прости. Я говорила сегодня с дядечкой. Местный. Благородной, помятой наружности. Я говорила, чтобы отвлечься. Не от тебя. (Резко). Или от тебя! А разве ты меня не предал?
Пауза.
Местецкая. Умереть не от старости. О таких вещах надо было предупреждать! Ты этого не сделал!
Местецкая уходит.
10.
Сад «Аквариум». Зеленоградский подходит к Охраннику.
Зеленоградский. Отчего вы всё время в черном?
Охранник. Форма охраны.
Зеленоградский. Это не траур?
Охранник. Это судьба.
Зеленоградский. Крестоносцы носили кресты на груди, когда шли в Крестовый поход, а на спине, когда возвращались домой.
Охранник. Обещали перцовые баллончики, не дали.
Зеленоградский. Первые христиане поражали соплеменников своей добротой.
Охранник. Свет где-то около часа в саду отключают. Меня не спрашивают.
Зеленоградский. Когда боялся кого-то обидеть, специально ему хамил!
Охранник. Я тоже не сахар.
Зеленоградский. В целом люблю несправедливый мир, где богатые унижают бедных, владельцы не убирают за своими собаками, а машины въезжают в мой любимый сад «Аквариум».
Охранник. Это выпад? Выпад?
Зеленоградский молчит.
Охранник. Власти у меня мало. Власти недостает.
Зеленоградский. Любовь сильнее власти.
Охранник. Срезал.
Зеленоградский. Наполеон заразился чесоткой, надев китель мертвого солдата.
Охранник. Уел, профессор.
Зеленоградский. Я – не профессор, хотя принимаю это звание, как заслуженное.
Охранник. Электроплитку напарник сломал.
Зеленоградский. «Нет никого малодушнее меня, когда я составляю план компании. Я похож на роженицу». Это тоже Наполеон.
Охранник. Дачу люблю. А кто ее не любит?
Зеленоградский. Чистота, благородство, простота были главными чертами императрицы. Эти качества она передала и своим детям.
Охранник. Перестилать полы большой гемор. Выезжать надо. Переезд – это сигнал к запою.
Зеленоградский. Я книги прикладываю к ранам. Эженом Сю однажды остановил кровотечение.
Охранник. Жило двенадцать разбойников, жил Кудеяр атаман.
Зеленоградский. Христиане ушли из Иерусалима, получив откровение. И римляне разрушили храм.
Охранник. Не шуми ты рожь.
Зеленоградский. Вернемся к нашим баранам.
Охранник. Уважаемый, я с машинами здесь ничего сделать не могу. Не в моих силах. Извините. Нет такого ресурса. Я лишь звено в коррупционной цепи. Точка.
Зеленоградский. Запятая.
Зеленоградский уходит.
11.
Мытищи. Квартира Миши. Лена стрижет Мише ногти на ногах.
Миша. Меня не проведешь. Я живых насквозь вижу. Батя, помню, решил моего пса утопить. Я пацаном был. Но понял. Шептался он с матушкой. А я их опередил. Сам шавку утопил. Меня не проведешь. Эти глаза – рентген. На расстоянии вижу, сколько денег у каждого в кошельке, сколько денег на карточке. У тебя, Лена, пусто. Меня не проведешь. Чего не знаю, в Интернете прочитаю. Найду информацию, не беспокойся. Меня не проведешь. Кристаллы добра тоже присутствуют. Я знаю до пяти синонимов слова «кидалово».
Лена. С этой ногой – всё.
Миша кладет Лене на колени другую ногу.
Миша. Постоянно спрашивают, что после смерти? Как специалист скажу, много чего. Люди не хотят умирать по причине глупости, а также это больно. Но, вопрос. Если подошел срок, зачем тянуть? У живых и помимо вас проблем уйма. Теперь по теме. В первую очередь, покойник жалеет, что не составил нормального завещания. Во вторую очередь, что не перевел часы на летнее время. Но главное, все же, завещание.
Лена. Папа не любит разговоров о смерти.
Миша. Мой отец был официантом. Честный человек в белой рубашке. Бабочка на крючке. Красные руки. Тихий голос. Приходить домой с пустыми руками считал ниже своего достоинства. Всегда мешанинка в пакете. Мы не брезговали. Что один человек ел, другой всегда доесть может.
Лена. Здесь у тебя мозоль.
Миша. Если человек хочет переехать, он переезжает. Если не хочет, остается на месте. Я прав?
Лена. Тупик.
Миша. Брак – это улица с двусторонним движением. Кто нарушает правила – лишается прав. Правила участники движения устанавливают до брака.
Лена. Ты ведь тоже с ним говорил. Знаешь его позицию.
Миша. Пожилым людям, Лена, все равно, где жить. Их ум полностью занят предстоящим переходом.
Лена. Ох.
Миша (разводя руками). Не всё я решаю в этом мире. Природа тоже кое-что может. Природа так решила. Даже и президент, нет-нет, а подчиняется её зову. А твой папочка, которого я зову «папочкой» тоже, он человек сильный, но задумчивый. Мысли его глубокие, но не бытовые. Однако, он желает нам добра, правильно?
Лена. Наверное.
Миша. А добро, в нашем случае, быть в центре цивилизации. Твердо знать, что Красная площадь за углом.
Лена. Он будет страдать.
Миша. Не спорю. Не страдает тот, чей лимит страданий окончательно исчерпан. Я расскажу одну историю.
Лена. Я закончила.
Лена с ножницами в руке встает.
Миша. Моя матушка – ты её не знала – была агрессивная женщина. Читала детям вслух весь тихий час, не давала уснуть. Открывая духовку, хохотала, представляя себя злой колдуньей. Дети пугались. Некоторые ходили под себя. После развода решила записаться в бассейн. Пришла, а перед кассой, хлоп, хлоп по карманам. Деньги забыла.
Лена. Что дальше, Миша?
Миша. Ты про что?
Лена. Про бассейн, Миша.
Миша. А, так и не записалась.
Пауза.
Лена. Хорошо. Я уговорю папу. Он переедет.
12.
Сад «Аквариум». Охранник подбегает к лежащему на асфальте Зеленоградскому.
Охранник. Бог мой, профессор, кто это вас так?
Зеленоградский. Основание черепа…
Охранник. Кто руку поднял на старика?
Охранник помогает Зеленоградскому подняться. Тот еле держится на ногах.
Зеленоградский. Основание черепа. Мой череп был основан, когда над Москвой пошел дождь из трамвайных билетов. И большая часть из них была счастливыми. Когда в Сокольниках забил рог изобилия. Мой череп был основан, когда в Хлыновском тупике откопали библиотеку Иоанна Грозного, полистали, и закопали обратно.
Охранник. Понятно. Это чмо на «Феррари»?
Зеленоградский. Он не дал мне объяснить свою позицию.
Охранник (он очень зол). Значит, это чмо на «Феррари». Ну зачем вы полезли, уважаемый? Вас же хворостиной переломить можно.
Охранник сажает Зеленоградского на лавочку, не дает тому завалиться на бок.
Зеленоградский. Мне казалось, я был убедительным.
Охранник. Кому что вы объяснить решили? Быдлу этому? Хаму без совести? Уроду?
Зеленоградский. Машины в саду – это нонсенс. Оксюморон.
Охранник. Профессор, ай-яй-яй. Такие разговоров не понимают.
Зеленоградский. В поликлинике она меня спрашивает, не холодный ли мой стетоскоп? А я ей отвечаю, ваш стетоскоп, сударыня, холоднее Дантова Ада.
Охранник. Головой ударились? Было дело?
Зеленоградский. Жизнь прожить, всё равно, что распутать цепочки. Звенья мелкие, как души политиков.
Охранник. Я номер его помню. Он не первый раз паркуется.
Зеленоградский. Совесть утром будит лучше будильника.
Охранник. Совесть?! У кого? У буржуя проклятого?! У него двойная… Как его? Эта?..
Зеленоградский. Мораль.
Охранник. Во-во. И огурец на лбу вырос. Водички?
Зеленоградский. Пожалуйста.
Охранник подает Зеленоградскому бутылку воды, свинтив крышку.
Охранник. Только не облейтесь. Не торопясь пейте. Никто не отнимет. Всё ваше. (В никуда). Садисты! Светоч чуть не загасили.
Зеленоградский (глотнув). Это точно вода?
Охранник. Я её так называю.
Зеленоградский. Как же быть с машинами в родном саду?
Охранник (пожимая плечами). Не знаю. Начальство пока одобряет.
Зеленоградский. Как у вас с верой в загробную жизнь?
Охранник. Это вам в службе одного окна спросить надо.
Зеленоградский. Писали, что свиньи боятся смерти, а зайцы – не очень.
Охранник. Интеллигентов не бил три года уж как.
Зеленоградский. Много лет и много зим мы с тобою тормозим.
Охранник. Прошлый директор была – святая женщина. Фонарики охране раздала.
Зеленоградский. Мне лучше.
Охранник. Слава Богу.
Зеленоградский. Борьба – не моя стихия.
Охранник. Во-о-от. Вставать вам пока рано.
Зеленоградский. Но кто задрал планку так высоко?
Охранник. Кто?
Зеленоградский. Сам задрал планку так высоко.
Охранник. Жило двенадцать разбойников, жил Кудеяр атаман.
Зеленоградский. Как вечная морская волна, бьющаяся о вечный камень, исходит вечной пеной. Белой, как седина. Бездарный значит пошлый.
Охранник. Скорую вызвать?
Зеленоградский. Блока из меня не получилось. Не вышло даже Кушнера.
Охранник. Зачем себя клясть? Какая польза? Видите, люди сидят. На пятерых – одна мысль. А у вас, зато, о!
Зеленоградский. А вы, работая в охране, смогли сохранить самого себя?
Охранник. Я – охранник от Бога. Номер один в Москве. Может, даже, в Московской области.
Зеленоградский. Раньше я сжигал рукописи. Потом перестал. Понял, что всем наплевать.
Охранник. Стреляли на поражение когда-нибудь?
Зеленоградский. Я утопил в Неве печатную машинку. Она всплыла.
Охранник. Домой дойдете?
Зеленоградский. Крутится, вертится, шар голубой.
Охранник. Доведу.
Зеленоградский. Систематическое самокопание. Оставляю после себя тонны руды, горы шлака. Через эти горы докричаться до тебя не могут даже самые голосистые. Не говоря уже о том, чтоб дойти. Осыпается пустая порода. Камни в носках. Пыль на устах. Самый здоровый оптимизм сляжет с температурой. Изношенный, невесёлый, но с твердыми принципами, дурными привычками, благими намерениями…
Охранник. Пойдемте, профессор.
Охранник уводит Зеленоградского.
13.
Сад «Аквариум». Местецкая сидит на месте с букетом цветов на коленях. Приближается Зеленоградский.
Зеленоградский. Ой-ой.
Местецкая. Что?
Зеленоградский. Драматургия детали. Цветы в руках у дамы кричат мне, не подходи.
Местецкая. Эти цветы молчат.
Зеленоградский. Странно. Ромашки, как правило, очень разговорчивые.
Местецкая. Я купила их себе сама.
Зеленоградский. Я – вдовец, и порой через силу читаю книгу жизни, не загибая углов.
Местецкая. Вы можете сесть. Здесь много места.
Зеленоградский усаживается рядом с Местецкой.
Зеленоградский. Мужчина уже рождается вдовцом. Потерянный, униженный, оторванный от женского тела. Полумёртвый бредет он по дороге из желтого кирпича до нового женского тела.
Местецкая. Вы сказали «тела»?
Зеленоградский. Я сказал «тела»? Да, я сказал «тела». Чтобы добраться до женской души, мужчине нужно снять броню, закопать лук и стрелы, не побояться стать мягче лебединого пуха, побриться, в конце концов.
Местецкая. Интересно.
Зеленоградский. Можно поцеловать вашу руку?
Местецкая. Нет.
Пауза.
Зеленоградский. «Отверженные» Гюго.
Местецкая. «В пути» Керуак.
Зеленоградский. Сколько книг вы читаете одновременно?
Местецкая. Зачем вы хотите меня унизить?
Зеленоградский. Я разучился быть пикантным.
Местецкая. Я пришла в сад «Аквариум» отдохнуть.
Зеленоградский. Хотите экскурсию?
Местецкая. Может быть.
Зеленоградский. Вот там, Каин убил Авеля, а с той дорожки Менделеев взлетел на воздушном шаре, а здесь…
Местецкая. Что?
Зеленоградский. Жозефина призналась Наполеону в измене.
Местецкая. Он и сам не отказывал себе ни в чем. Во время Египетского похода, например.
Зеленоградский. Вы знаете?!
Местецкая. Разумеется. Но ваше удивление оскорбительно!
Местецкая встаёт.
Зеленоградский. Постойте! Вы вернётесь?
Местецкая. Это от вас не зависит.
Местецкая уходит из сада «Аквариум».
14.
Сад «Аквариум». Зеленоградский и Охранник встречаются, пожимают друг другу руки.
Охранник. Давайте, уважаемый, плясать от печки!
Зеленоградский. Давайте, Алексей. Встреча папы Льва Первого Великого и дикаря Аттилы беспокоит мое воображение который день.
Охранник. Прихожу сегодня на службу, после недельного не то, чтобы запоя, но отдыха. А там – ничего нового. Только стекло в будке разбили.
Зеленоградский. Стоит полуобнаженный, обмазанный маслом, страшный вождь гуннов, словно Геракл, со львиной головой на голове. Ждет.
Охранник. Тачка ворота перегородила, с внешней стороны. Не пройти не проехать! И не просто, а инкассация.
Зеленоградский. Рычит Аттила, видя вечный город. А за ним тьмы и тьмы дикарей кровожадных, ждущих даже не команды, нет, просто одного взмаха десницы.
Охранник. Это ведь парковщик собака разрешил им на тротуар въехать. При том, что он не парковщик никакой, а просто рожа с улицы.
Зеленоградский. Поднял краденный щит над головой Аттила повелитель варваров, ударил по нему двухметровым копьем и зарычал громче во сто крат…
Охранник. Плевать я него хотел.
Зеленоградский. И открылись ворота. И выступил из вечного города Папа Лев Первый в расшитых золотом одеждах. И с ним двое спутников, трепещущих от страха.
Охранник. Иду я к этому полупокеру. Делаю ему внушение. А он пальцы гнет.
Зеленоградский. Но не трепетал Папа Лев Первый Великий. Вышел, как сильный, как равный. Лев против Льва! Рифма самой жизни!
Охранник. Я говорю ему, я щас шину проткну, и пока твои инкассаторы стволы доставать будут, я уже в Ростове буду кофе пить.
Зеленоградский. Не было за Львом Первым армии, не было силы земной. Только силы небесные, во главе со святым апостолом Петром!
Охранник. И этот поц еще думал, еще типа размышлял, представляете?
Зеленоградский. Если не веришь ты в Бога, сказал Папа, поверишь в гнев Божий.
Охранник. Пошел парковщик передоговариваться. Еще недовольный!
Зеленоградский. Помолился Папа Лев Первый. И ветер побежал по головам диких гуннов. И стали на глазах покрываться войны Атиллы струпьями и язвами зловонными.
Охранник. Постояли инкассаторы, помигали мне. Я такой стою, типа, не при делах. Смотрю, вроде сдавать назад начали.
Зеленоградский. Дрогнули дикари, всей мощью своей назад сдали. Ударил Аттила в другой раз копьем об щит, призывая держать строй. Но раздались облака и появился на небесех Святой Петр, первоверховный апостол и погрозил Аттиле ключами.
Охранник. Стою, смотрю, что дальше будет.
Зеленоградский. И бросились дикари бежать! И попятился непобедимый вождь гуннов, и отступил вслед за войском, прикрываясь краденным щитом. И бежали они не останавливались до самого Дуная, чумными трупами, как хлебными крошками отмечая свой скорбный путь. Рим был спасен, папа Лев Первый канонизирован. Но это позже.
Охранник. Убрали машину от ворот. Работать можно.
Зеленоградский. Приятно было повидаться.
Охранник. Взаимно.
Жмут друг другу руки и расходятся в разные стороны, весьма довольные собой и друг другом.
15.
Сад «Аквариум». Входит Местецкая. Зеленоградский спешит ей навстречу.
Зеленоградский. Наконец-то!
Местецкая. Что это значит?
Зеленоградский. Вы меня напугали.
Местецкая. Обычно я делаю это специально.
Зеленоградский. Пропали на две недели. Точнее – пятнадцать дней. Точнее шестнадцать тысяч ударов моего глупого сердца. Вы слышали, как оно бьется?
Местецкая. Я была в наушниках.
Зеленоградский. Можно номер вашего телефона?
Местецкая. Число улиц внутри Садового Кольца поделите на количество костей черепа и умножьте на пять ударов кремлевских курантов, и разделите на число ошибок вашей молодости. Это будет первая цифра.
Зеленоградский. Мне уйти?
Местецкая. Решения здесь принимаете вы.
Пауза. Зеленоградский высоко задирает нос.
Зеленоградский. Мне торопиться некуда. Я в любимом саду.
Местецкая. Это, скорее, сквер. Просто сквер.
Зеленоградский. Ни слова больше! Ни звука! Сад «Аквариум» – это Вселенная без допущений, это Млечный Путь, который вы не способны видеть! Это место рождения Домашних Богов. Здесь Ева протянула Адаму яблоко, а первый человек ударил праматерь по руке и закричал «Брось бяку!» Здесь Создатель провел экскурсию для пяти человек, а голос его услышали миллионы. Здесь эльфы по ночам играют в бейсбол алмазной горошиной! Здесь птицы плачут навзрыд из-за реформы русской орфографии восемнадцатого года. Да что вы знаете, про сад «Аквариум»?! Три раза прийти сюда и иметь смелость заявлять, что есть места прекраснее? Да я вам скажу, если только у вас есть талант услышать, ничего подобного нет ни в одном городе мира! Близко нет! Здесь вода в фонтанах имеет вкус небесного зефира! Листья деревьев: одна сторона золотая, другая – серебряная. Каждая скамья говорит своим голосом, а вместе – это хор. Хор будущего, светлого спокойного, как прошлое, будущего. Родители приводят сюда озорников, а уводят Эйнштейнов. Здешний воздух лечит бешенство. Дотроньтесь до плитки, и вы услышите, с каким усилием поворачивается Земля вокруг своей невидимой оси. Мой сад достоин эпоса, но я поэт со слишком тихим голосом, я недостоин петь сад «Аквариум». Придет иной стократ одарённее, когда меня уже не станет. Мне больше нечего вам сказать.
Пауза. Зеленоградский уходит.
Местецкая. Стойте! Подождите.
Зеленоградский останавливается. Местецкая приближается к Зеленоградскому. Она протягивает ему правую руку.
Местецкая. Поцелуйте мне руку. Пожалуйста.
Зеленоградский. Сделайте одолжение.
Зеленоградский целует руку Местецкой долгим поцелуем.
Местецкая. Вы меня ударили током.
Зеленоградский. Еще я метаю молнии.
Местецкая. Я не очень-то боюсь.
16.
Сад «Аквариум». К сидящему на лавочке Зеленоградскому подходит Охранник.
Зеленоградский. Господи, как прекрасно утро в центре. Хороша песня каждой из твоих серых птиц. Прекрасен и пластиковый контейнер, брошенный мимо урны. Чу.
Охранник. Что?
Зеленоградский. Сигнализация стонет, словно кто-то ищет родную мать.
Охранник. Настойку поставил. На вишне. На мяте ещё.
Зеленоградский. Скорей бы мировое правительство открыло свои планы.
Охранник. Здесь я согласен. Греча не может дальше дорожать.
Зеленоградский. Верим в единого Бога, а представляем его по-разному.
Охранник. Сказал одному, который кусты метил: «Будь, говорю, ты проклят!» А он заплакал. Самому жалко стало.
Зеленоградский. Двойные стандарты. Лживые новости. Сетевая тоска. Для меня поют птицы в райском саду «Аквариум», слышите, для одного меня!
Охранник. Чему быть, того не миновать.
Зеленоградский. Строго говоря, я человек не строгий.
Охранник. А еще был случай. Куском шаурмы сбил кошку с дерева. По пьянке, разумеется.
Зеленоградский. Как же я могу врать, ежели я эту штуку, может, до ста раз проделывал? Откуда фраза?
Охранник. А кому выгода с продажи наших ресурсов? Не мне, это точно.
Зеленоградский. Сегодня проснулся со словом «витальность» во рту.
Охранник. Я стих сочинил. Оцените, как поэт: «Осенняя муха, осенняя муха, она на лицо мне садится как шлюха». Ну как?
Очень долгая пауза.
Зеленоградский. А другого стихотворения у вас нет?
Охранник. Только это.
Зеленоградский. Тогда оно хорошее. Творчество иссушает, изнуряет. Не оставляет для себя ни слова. Все на бумагу.
Охранник. А я ведь хотел человеком стать. Военным. Триста метров пробежал. Фигня. Математика там, русский. Но гробы начали приходить, и мать взвыла. Не пущу, говорит.
Зеленоградский. По вечерам особенно хочется быть чьи-то кумиром.
Охранник. Есть ещё стих. Но там начало только: «На Охотном Ряду выхожу с неохотой…»
Зеленоградский. Это лучше.
Охранник. Но охрану бросать пока рано?
Зеленоградский. А я ведь работал на заводе. Почти год. Сверлильщик второго разряда перед вами. Посол большой литературы в царстве обсценной лексики.
Охранник. Ну, я тоже в библиотеку записан.
Зеленоградский. За какую команду болеть изволите?
Охранник. Много им чести. Пусть они за меня болеют. Побрился с утра, а мне овации. Поди плохо.
Зеленоградский. Под каким флагом играете?
Охранник. На моём флаге шуруповерт.
Зеленоградский. А на моём дата отмены цензуры.
Охранник. Может нам выпить?
К Зеленоградскому и Охраннику подходит Лена.
Лена. Папа.
Зеленоградский. Моя любимая дочь
Охранник (Лене). Честь имею!
Лена (Охраннику). Добрый день. Папа…
Зеленоградский. Ты приехала неспроста.
Лена. Я приехала неспроста.
Охранник. Ну, я пойду, товарищи.
Охранник уходит.
Лена. Нам надо поговорить. Но только не здесь.
Зеленоградский. Почему?
Лена. Этот сад.
Зеленоградский. Что?
Лена. У меня аллергия на цветение.
Зеленоградский. Не знал.
Лена. Это неудивительно.
Зеленоградский и Лена уходят.
17.
В квартире Зеленоградского. Лена и Зеленоградский пьют чай.
Зеленоградский. Это был мой друг.
Лена. Папа.
Зеленоградский. Достойный человек. Чудесный малый. Мы пили водку.
Лена. Папочка.
Зеленоградский. Андреем меня давно уже никто не называет. Только он.
Лена. Только не нервничай.
Зеленоградский. Чай слишком сладкий, не находишь?
Лена. Лично я всё оставила бы как есть. Но Миша.
Пауза.
Зеленоградский. Ты счастлива с ним?
Лена. Я рук своих не чувствую. На море сто лет не была. Пустая кровать пугает. Плакать больше не получается. Хочется знать, кто оставил свет в ванной, кто намочил коврик.
Зеленоградский. Я виноват во всем. Во всем.
Лена. В том, что ночь темна? В том что в глухой степи замерз ямщик? В том, что никто не читает Томаса Манна?
Зеленоградский. Чувства меня никогда не подводили. Но уводили достаточно далеко.
Лена. Папа, сколько тебе лет?
Зеленоградский. Ты обесцениваешь мой возраст, милая.
Лена. Ты не хочешь пойти мне на встречу.
Зеленоградский. Кажется, по этой дороге мы идем в разные стороны.
Лена. Я не хотела говорить.
Зеленоградский. Иисус, Мария и Святые Угодники!
Лена. Я бы никогда не сказала.
Зеленоградский. Из моего чувства вины можно выстроить восьмиэтажный дом.
Лена. Я давлю, он давит, она давит, они давят, мы давим.
Зеленоградский. Помилосердствуй.
Лена. Я беременна.
Пауза.
Лена. Папа, что с тобой?
Зеленоградский. Прислушиваюсь к себе.
Лена (резко). Хватит! Прислушайся ко мне, хотя бы раз в жизни!!!
Зеленоградский. Я сделаю всё, что ты скажешь. Но книги.
Лена. Ты возьмешь несколько. На первое время.
Зеленоградский. Пусть это будет «Словарь синонимов», «Самосожжения старообрядцев» и «Каштанка».
Лена. Меня тошнит.
Зеленоградский. Я вижу.
18.
Сад «Аквариум». Зеленоградский и Охранник.
Зеленоградский. Возраст – это болевой приём, ошибка в расчётах, яблоки, рассыпавшиеся из мешка, сломанный секундомер.
Охранник. Но разница у вас с ней нормальная.
Зеленоградский. Перед Николаем лежала бездонная пропасть – не обойти, не перепрыгнуть!
Охранник. Николаем?
Зеленоградский. Она пропала.
Охранник. Куда делась?
Зеленоградский. Не знаю. Но знаю, кто виноват! Я обронил не то слово. А теперь немотствуют уста.
Охранник. Видел я её. Не о чем вам жалеть, профессор.
Зеленоградский. Остается одно, повесится в сортире «Дома Книги» на Калининском.
Охранник. Это Арбат давно.
Зеленоградский. Впрочем, чтобы меня потом сравнивали с Есениным. Нет уж.
Охранник. А в чем драма, не пойму?
Зеленоградский. Моё сердце – старая подушка из чёрного ситца. Взбиваю ежечасно, чтобы смягчить. Перья летят, пыль. Наволочка не держит совсем.
Охранник. Похоже, впереди запой.
Зеленоградский. Я переезжаю. С дочкой меняюсь квартирами.
Охранник. Где теперь будете?
Зеленоградский. Мытищи.
Охранник. Ох, ё. Скважина, медвежий угол.
Зеленоградский. Это моя добровольная жертва. Голгофа, если так можно сказать.
Охранник. Помочь с переездом?
Зеленоградский. Сердечно буду вам благодарен.
Охранник. Много вещей там?
Зеленоградский. Много. Елей похвалы, отказы – целых четыре ящика, косоворотка, аппликатор Кузнецова, словари, словари, словари, похмельная гибкость, рассада и засада, знамения времени, нездоровый оптимизм, триумф воли.
Охранник. До ночи перетаскаем.
Зеленоградский. Мороз по коже.
Охранник. Что?
Зеленоградский. Название моего последнего сборника.
Охранник. А.
Охранник смотрит на Зеленоградского.
Охранник. С вами все хорошо?
Зеленоградский. Хотелось бы ответить, как эхо. Повторить последнее слово. Много раз.
Охранник и Зеленоградский медленно уходят.
19.
Квартира Зеленоградского. Миша и Лена разбирают вещи.
Миша. Брак – это движение назад при полном ощущении движения вперед. Может, на мелодраму сходим? Ты хотела.
Лена. Над Москвой опять этот туман.
Миша. У китайцев рождаемость на высоте. Хочешь знать причину?
Лена. Я думаю о папе, как он?
Миша. Они трезво оценивают свои силы.
Лена. Он почти ничего с собой не взял.
Миша. А если он аскет?
Лена. Ты ведь знаешь, что нет.
Миша. Совет моего отца перед смерть был такой: не округлять!
Лена. Не отвечает по телефону. Подолгу, потом, раз. Голос усталый-усталый: «у меня всё хорошо». Словно мантра.
Миша: Тебе переводят, ты переводишь, не округляй! Так говорил отец.
Лена. Мне бы к нему съездить, посмотреть.
Миша. Остатки сладки. Они – это путь к еще одной круглой сумме. Хотя я не стяжатель, ты знаешь.
Лена набирает номер. Ждет.
Лена. Теперь вообще не отвечает.
Миша. Скажу так. Тверская в окне. О чём мечтать? Соседи – все в белом. И собаки все породистые. Но двор!
Лена. Двор?
Миша. Соседний дом, там двор закрывается. Каждый житель магнитный ключ имеет, все солидно.
Лена. Может, и у нас сделать?
Миша. Исключено. Слишком много арендаторов.
Пауза.
Миша. Сюрприз подсунул папочка твой.
20.
Мытищи. Квартира Миши. Зеленоградский один.
Зеленоградский. Я всегда рассчитывал только на себя. Но теперь мне нужна помощь. Лена!
Голос. Да, папа.
Зеленоградский. Это ты?
Голос. Нет. Это просто тебе кажется.
Зеленоградский. Кто же ты, незнакомка?
Голос. Я – вождь диких гуннов Аттила. Низкорослый, с широкой грудью, с крупной головой, маленькими глазками, с редкой бородой, тронутой сединой, с приплюснутым носом, и с отвратительным цветом кожи.
Зеленоградский. Не важно. Мне нужно сказать тебе всякое.
Голос. Ты устанешь в процессе.
Зеленоградский. Усталость – это и есть жизнь, Аттила.
Голос. Осталось ли у тебя достаточно жизни на глупые максимы?
Зеленоградский. Хоть ты и Бич Божий, хоть и создал ты державу от Рейна до Волги, однако испугался папу Льва.
Голос. Не имеешь права так говорить.
Зеленоградский. Представь, что я суд истории.
Голос. Ты для этого недостаточно информирован.
Зеленоградский. Так просвети меня! Что сказал тебе папа у ворот Рима?
Голос. Это не у ворот Рима было.
Зеленоградский. Что?
Голос. Это было у входа в Сад «Аквариум».
Пауза.
Зеленоградский. Москва моя! Боже мой! Ты же, как и я. Ломанная-переломанная. Дикая. Солью засыпанная. Старая. Трясет тебя всякий, словно копилку. Будят тебя попусту каждое утро. Поднимаешься, дрожа. Трогаешь ногами холодный пол. Считаешь красные, кирпичные зубы, все ли на месте? Не все. А надо жевать вчерашние новости. А тебе бы поспать до обеда. А после - чаю в подстаканнике. Сахар кусковой, калач теплый от Елисеева. Шаль на плечи и сидеть, чаёвничать, с прихлебом, с кряхтением, с кряканьем. На Остоженке бездомный просит подать на эпиляцию. Обычный питерский душнила этого не поймет. У москвичей твоих отрастают локти на два метра в стороны, чтобы толкаться ими, путь пробивать. От родильного дома имени Грауэрмана до кладбища имени Ваганькова. А выпадет снег, едут коляски, оставляя полосы. Коляски со стойкими московскими малышами. Кто еще не боится рожать в столице, слава вам! Кто еще здесь решается отдыхать больше суток, вам слава!
Голос. Вы свернули с маршрута. Вы свернули с маршрута. Вы свернули с маршрута.
Зеленоградский. Выходит, нет никого, кто поможет прожить жизнь полную обязательств. Выходит, можно без оглядки радоваться, без напряжения любить. Собрать всю волю в кулак и усмехнуться хотя бы. Хотя бы начало песни спеть. Первую строчку. Скандал, громкий, как объявление на вокзале, откуда поезда разъезжаются веером и встречаются позже в одной точке. Левый глаз протыкает луч света, толстый, как меч джедая. Светило поселяется в голове на постоянной основе. On the regular basis. От кривой березы падает тень. Это и есть твоя кривая, бель ами. Двери закрываются, но все дверные глазки смотрят на тебя. Почтальон верит в тебя, и несет-несет тебе телеграмму! Гоголь и до сорока трёх не дожил. Брось искать потерянный паспорт. Начинай без гостей, пей без них, греши! Обойди московские квартиры с безгласными, добрыми собаками, выключи все оставленные электроприборы, открой запертые двери. Найди потерянные документы, плачь без оглядки, радуйся любой песне, радуйся чему-нибудь. Чему быть, того не миновать. Босиком, по льду Байкала. И лед начал таять, и купола выступали из-под воды – кресты вверх. Град Обетованный, град возлюбленный, с велосипедистами и кривыми деревьями. Тает асфальт словно шоколад. Косолапые девушки и сумки в усталых руках качаются словно маятники, книги, книги, книги и ничего кроме книг. Гладить себя полчаса каждое утро и ждать улучшения здоровья. Лук, чеснок, паприка по вкусу. Чьему вкусу? Зачем?
Зеленоградский закрывает глаза.
21.
Квартира Зеленоградского. Лена и Миша.
Лена. Алло. Папа, возвращайся в свой дом. Рядом с садом «Аквариум». Мы ничего не трогали.
Голос. Это не папа.
Лена. А кто это?
Голос. Это ветер.
Лена. А где папа?
Голос. Вам зачем?
Лена. Я хочу с ним поговорить.
Голос. Он вам передал…
Пауза.
Лена. Что? Что он передал?
Голос. Он передал, «Любовь – это не награда».
Лена. Любовь, что? Он не мог такое передать. Это банальщина, Господи! Алло! Алло!
Громкие гудки в трубке. Лена подходит к Мише.
Лена. Миша. Папа умер.
Миша. Опа. Стоп. Я надеюсь, ты не звонила другим агентам?
Пауза.
Лена. Пошел вон.
22.
Сад «Аквариум». Охранник один.
Охранник. Какой человек был! Чудо. И машины не имел. Из квартиры собственной выгнали, как таракана. А он глыба, говорил – ничего не понять. Ходил, как памятник, прямой, не согнешь. Подбородок вперед, руками загребал. Такие разве родятся в наше время? Все сейчас стоптанные. Словно скурили их и бросили. А профессор имел позу. Имел честь и понятия тоже. Выходил в сад – и сразу всё на своих местах, и деревья, и птицы, и всё живое. Как стартовая прямая на стадионе. С него все начиналось. Такого и в могилу класть неловко. На кого теперь оглядываться? На кого все сваливать? Кого на фото поместить и сказать: «Вот человек». По телевизору одни юмористы. А чего смеяться? Смысл? Когда он больше в сад не придет. Не сядет напротив Сатира и скажет: «Какой же памятник уродливый! Вы не находите?» Он – старт. А мы с вами - финиш. Только ленточки попусту рвем.
Появляется Местецкая. Она подходит к Охраннику.
Местецкая. Добрый день.
Охранник. И вам не хворать.
Местецкая. Вы же его знаете?..
Охранник. Кого?
Местецкая. Я видела вас вместе. У вас есть его номер?
Охранник. Нет. Извините.
Охранник поворачивается и уходит. Местецкая следует за ним.
Местецкая. Постойте.
Охранник. Девушка, мне работать.
Местецкая. Вы знаете, где Костя живет?
Охранник. Для вас он Константин Сергеевич.
Местецкая. Как мне его найти?
Пауза.
Охранник. Константин Сергеевич уехал.
Местецкая. Куда, не сказал?
Охранник. Туда, где собаки не лают. Далеко. До свидания.
Местецкая. Простите…
Охранник. Не прощу. Сад закрывается, дамочка.
Пауза. Местецкая уходит. Охранник остается в одиночестве.
Охранник. Я ведь многого не хочу, просто сидеть и смотреть, как кто-то работает. Чтобы супчик грибной на ужин. Чтобы «вы» мне говорили. Чтобы ругаться каждый день в легкую, но не до ссоры. Чтобы пить за здоровье. Чтобы рука не ныла. Чтоб выходной не кончался. Чтобы без окон, без дверей, полна горница людей. Чтобы все за нас, а упыри сдохли. Чтобы, как граф Монте-Кристо, сначала чмо-чмом, а в конце олигарх. Чтобы оружие разрешили, а десантников запретили. Чтобы зуб за зуб и оркестр Поля Мориа в золотом составе.
Довольно долго напевает.
Охранник. Перестал пускать машины в сад, и меня уволили.
Сигналит машина. Охранник не реагирует. Машина сигналит за кадром еще раз громче и дольше.
