электронный литературный журнал

  • Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в браузере должен быть включен Javascript.
ATMA №2 .драматургия
Дмитрий Ретих. ФИСТУЛА

Дмитрий Ретих. ФИСТУЛА


Киберпанк-пьеса
(пьеса №1 трилогии «Геростратопия»)

Огромная благодарность Игорю
за то, что вдохновил меня на этот текст

Персонажи

Анна
Платон
Марта
Давид
Рыжий
Мира
Зальцман
Дети в костюмах животных
Триумвират
Псих


Сцена 1

Плац


Стоит вечером в центре главной площади города Эрзац, площади обставленной небоскрёбами, магазин с голографической вывеской «Фистула». Небоскрёбы, укутанные зернистой плёнкой смога и расплывшимся неоном. От входа в магазин тянется долгая, промокающая под дождём, отражающая в одежде и глазах тот самый неон, очередь. Извивается змеёй, заполняя всё пространство площади. 

В тёмном небе над городом блуждает геликоптер, он хронически  выбрасывает луч света на очередь. Люди морщатся, прячут глаза.

Хвост очереди уходит в тёмный и влажный от дождя и нечистот переулок, куда свет почти не попадает. В конце очереди стоят Анна и Платон.  

На огромном экране, на плоскости небоскрёба, три человека – Триумвират правления миром. Они говорят по очереди, перебивая друг друга, замирают, теряют интерес к тому, что говорят, неловко переглядываются, уходят из кадра по своим делам, зевают, отсмаркивают, замолкают. Впрочем, их и так никто не слушает. 

ТРИУМВИРАТ. Как вам известно, пять лет назад научное сообщество установило, что мы с вами находимся в симуляции. Что это за симуляция, кто её создал и с какой целью – пока неизвестно. Будет ли вообще известно? Не знаем. Зачем мы тут и вообще зачем вот это всё – неизвестно, как вам известно. Всем нам хотелось бы узнать правду о нашем существовании. Но пока ни один учёный не дал точного ответа на этот вопрос. Зачем мы только их кормим? Ну пусть ищут, может, что-то отыщут. Знание какое-нибудь. А может перестать их кормить, а? Ничего же не изменится… Правительство мира понимает, что осознание факта, что мы всего лишь игрушки в чьих-то руках, не лучшим образом сказывается на общественных нравах, на психологическом здоровье общества и все дела. Бардак и хаос какой-то. Понимаем, это непросто принять. О какой свободе воли может идти речь, да? Ой, ну хватит это… Со своей стороны, мы хотели бы дать вам хоть какую-то опору и наделить вашу жизнь хоть каким-то там смыслом. Вашим личным смыслом, конечно, а не чьим-то там. Неизвестно чьим. Раз вы сами не в силах. Может, кто-то и в силах, те – молодцы. Так держать. Удобно устроились, хорошо спрятались… А остальным, раз уж у нас есть какая-то как будто бы власть… А остальные пусть покупают фистулу. Да-да, покупайте фистулу. Фистула многофункциональна и до конца не познана. Покупайте фистулу, и вы не пожалеете. Или пожалеете. Или нет. Не знаем… Всё, вырубай камеру к чертям собачьим. Давай уже, надоело это…

На экране возникает беззвучная реклама фистулы. Набор каких-то случайных предметов, людей, животных. Корова ест брезент, дети тщетно пытаются разбудить мать, кофе льется в чашку, переливается за края, мужчина показывает свои дряблые искусственные мускулы, а потом его тошнит чем-то кислорозовым. Неоновая заставка, мерцает надпись: «Fistula» - на всех языках мира. 

Анна прячет шею в кожаный воротник, недовольно рассматривает бесконечную очередь перед собой. Платон замер, с носа капают неоновые капли дождя.  

Вдоль очереди прихрамывает псих в кожаном плаще на голое тело. 

ПСИХ. Смотри на меня, смотри, слушай… Слушай в меня. Смотри на на на на на… Я не сломан, я не сломлен! Те, кто создали этот мир, не заботятся обо мне или о тебе, или о тебе, или о тебе. Нет! Не заботятся… Ни о ком. Нет!.. Слушай. Смотри в меня. Это что-то вроде игры, где просто важен факт эволюции человечества и всё. Всё! Конец!.. Отдельно взятый человек – это ничто. В нём нет значимости в отрыве от цивилизации. В тебе нет и во мне, и в этом нет. Поэтому что? Что? Да? Да. Верно. Поэтому ты свободен. Ты абсолютно свободен. Ты-ты-ты, ты никогда не узнаешь, как повлияли твои действия на этот мир. Никогда об этом не узнаешь. И поэтому что? Да-да, поэтому вот что… Поэтому делай всё, что хочешь. Всё, что угодно. Каждый свободен, каждый. И ты тоже, красотка.
АННА. Исчезни. 

Психа прошивает пуля, выпущенная из геликоптера. Очередь не замечает неурядицы. Струйки крови смешиваются с ручейками дождя и стекают в канализацию.

В грязной луже отражается «Fistula» - на всех языках мира.

АННА. Подождешь? Постоишь тут?
ПЛАТОН. Подожду, конечно. А что делать?
АННА. А что делать? Действительно. Ждать.
ПЛАТОН. Да, подожду, постою, конечно. Надо – так надо. Значит, так надо. 
АННА. Конечно, значит, так надо. Видишь, какая очередь?
ПЛАТОН. Как обычно – толпа.
АННА. Но сегодня нам точно надо, окей. Понимаешь? Больше, чем им. Ну, не больше. Ну, также. Но больше. Ну, понимаешь.
ПЛАТОН. Понимаю, конечно, понимаю, конечно. Буду стоять. А есть варианты? Нет же вариантов.  
АННА. Если не получится взять, то я даже не знаю…
ПЛАТОН. Всё получится. Наверное.  
АННА. Не знаю даже, что будет, если нет… Стой до конца, короче, ладно. 
ПЛАТОН. Да я знаю. Я не против.  
АННА. Просто собери волю в кулак, как там… В кулачок… Ну ясно. Деремся за смысл. Понял?
ПЛАТОН. Я не устал, в общем-то. Что собирать-то… в кулачок… 
АННА. Ну хорошо. Волнуюсь просто – странно… И это, не пропускай только никого. 
ПЛАТОН. В смысле? 
АННА. Даже если старуха там, или с младенцем. Ну ты их знаешь этих… Старух с младенцами… Они… Фоновые персонажи нашей жизни, хрен с ними… 
ПЛАТОН. Да, они вообще, конечно.
АННА. Да, они вообще не то слово… Могу же я говорить за нас двоих, а не по-отдельности?
ПЛАТОН. Можешь, конечно. Это же твоя симуляция. Ну, не твоя, конечно. Короче, без разницы. 
АННА. Не пускай никого, короче. Говори там, что спешишь там, что жена там умирает от рака, что ребёнок там умирает от коклюша, что мать умирает от поноса, рыбка умирает там от депрессии, но не пускай, не надо, никого. Вряд ли это поможет, но дави на жалость по полной. Может сработает. 
ПЛАТОН. Да, я знаю, я понимаю. Я так и буду. 
АННА. Даже если там мужик там бодибилдер какой-нибудь сочный такой мускулистый весь в коже с красивым шрамом на лице, с ухоженной бородой, пирсингом в члене, с автоматом в руках, на киберцикле подъедет - всё равно его не надо. Пусть лучше врежет тебе, убьёт нахрен, но ты его не это, не пускай. Сможешь не пустить? 
ПЛАТОН. Да, мне всё равно. Пусть втащит, конечно, или убьёт нахрен. Что мне-то с того? Мне вообще всё равно. Грохнусь головой о… как это… земля. 
АННА. Вот именно. Прикинься придурком конченым и тупо стой на месте пока можешь, вообще не реагируй никак. 
ПЛАТОН. Я сыграю, если надо, конченого. Вообще без проблем. Сейчас… Смотри…
АННА. Ну, такое. Ну, нормально… Неплохо. Но можно еще добавить.
ПЛАТОН. Ясно. Подожди… А так? 
АННА. Не, это уже перебор. Это уж совсем конченый. Тут можно и не спрашивать, просто убивать нахрен. Как будто бы и так уже грохнулся на эту… как её… землю. 
ПЛАТОН. Ладно, я порепетирую пока. Время есть. Иди домой. 
АННА. Тем более, это всего лишь время жизни, смысл которой нам не ясен и никогда не будет ясен. Но мы, считай, вроде как вместе и заодно. Это, значит, фистула на пользу нам обоим. 
ПЛАТОН. Да хрен с ним, с моим временем жизни. Я уже всё допускаю в рамках своей симуляции. Не беспокойся. 
АННА. Вообще не беспокоюсь. Сейчас уйду и вообще забуду о том, как тебе тут плохо. Без обид. 
ПЛАТОН. Понимаю. 
АННА. Я просто это, на самом деле весь день на ногах. У меня вообще всё гудит. Не понимаю вообще, зачем мне эта работа. И я честно хочу в тёпленькое, тибетской еды, только та которая из внутреннего Тибета, из внешнего – говно, и смотреть в пустоту. Не знаю, почему. И работу эту работаю зачем-то. Но по ходу так и должно быть. У меня. Большее как будто бы не задумано. К сожалению. Ну, ладно. Не хочу себя жалеть, ведь это и не я себя жалею. Да и не я не хочу себя не жалеть. Ох, блин, как же это муторно всё.   
ПЛАТОН. Ну да, ну да. А у меня сидячая работа, поэтому… не гудит. Не всё гудит точнее. Жопа только. Да и я сейчас вообще ничего не хочу. Потерялся немного. Опять. Но мне плевать…
АННА. Ну да, ну да. Я просто это, не потяну еще тут… Не хочу тянуть. Из-за тебя вроде как-то тревожусь, но это сейчас пройдёт. Чёрт, столько времени потратили на эту болтовню.  
ПЛАТОН. Да конечно, вообще можешь легко идти, пожалуйста… Часов пять-шесть тут, наверное, не знаю.  
АННА. Ты точно не злишься на меня?
ПЛАТОН. Нет, конечно, ты чего. Злость – это что вообще такое?.. Ты не думай даже обо мне. Тибетская еда, пустота – отличный план. Чей-то. На тебя. 
АННА. Ладно… Что-то как-то мрачно. Скажи шутку. 
ПЛАТОН. Нету. Не хочу. Блевать тянет. Или плакать. 
АННА. Ну, ладно. (Орёт). Деньги взял?! 
ПЛАТОН. Ты что орёшь?! Взял.
АННА. Блин, испугалась почему-то. Что-то с телом видимо. Надо его подальше отсюда… Я пойду тогда. 
ПЛАТОН. Окей, давай, отдыхай.
АННА. Ты тоже. Люблю тебя… Ну да. Люблю тебя. Могу и так сказать, наверное. Сегодня. Сейчас. Временно. Или в принципе. Ты же не против? 
ПЛАТОН. И я тебя. Что бы это ни значило. 
АННА. Только не уходи раньше времени. Судьба решается. Ха-ха. Типа такая шутка. Просто не относись серьезно к происходящему. Просто время жизни. Но судьба решается. Дерёмся за смысл. Отбить бы себе голову. Ничего не помогает.  
ПЛАТОН. Да, симуляция. Кто-то уже знает, чем всё это закончится. Поэтому неизвестно, что там вообще решается. 
АННА. И решается ли. 
ПЛАТОН. И кем решается. 
АННА. Пусть только у меня будет счастливая модель на жизнь, а на остальное срать. Объективно счастливая. Не хочу в говне прожить и страдать всю дорогу. Надеюсь, мы с тобой не обречены на сраную унылую совместную жизнь. Вот бы знать заранее… Ой, ну хватит опять об этом. Я устала об этом думать. Нахуй! Короче, стой до последнего.  
ПЛАТОН. Знаю, знаю, знаю, знаю, знаю, знаю, знаю, знаю, знаю, знаю, 
АННА. Короче. 

Анна целует Платона, потом морщится, пытаясь понять смысл своего жеста, тыкает Платона пальцем в живот, смеется, пытается понять смысл своего жеста. И уходит уставшими ногами по этой… как её… земле. 

Платон зевает уставшим ртом, проглатывая неоновые капли дождя, что-то еще, ёжится от прохлады и ни с того, ни с сего начинает репетировать из себя конченого. 



Сцена 2

Цугундер


Квадрат заплесневелой комнаты с тусклыми неоновыми светодиодами где-то в городе Эрзац. Подвал очевидно. В центре стол и два стула. На одном Рыжий, на другом Зальцман.

Звучит tragic techno на Depressive radio. 

Мотылёк разбивает лоб о неоновую лампу. Рыжий снимает солнцезащитные очки и смотрит на мотылька, подмигивая ему нервным тиком. Мотылёк дохнет, устраивает посмертные судороги крыл. Рыжий ставит на стол ребро ладони и вытесняет труп на пол. Ещё и ботинком его размазывает. Хруст мотыльковой плоти органично вплетается в звучащий tragic techno. 

Музыка обрывается. 

ГОЛОС ДАВИДА. Никакие внешние факторы не сделают человека счастливым, какими бы привлекательными они не выглядели… 


Рыжий выключает радио.   

РЫЖИЙ. Представьтесь. 
ЗАЛЬЦМАН. Вы же знаете, как меня зовут. 
РЫЖИЙ. Да, знаю, знаю, знаю, знаю, знаю, знаю… Знаю, знаю, знаю, знаю… Но так у нас тут заведено. Такие правила. Так что давайте, поехали. 
ЗАЛЬЦМАН. Евгений Зальцман.
РЫЖИЙ. Чем вы занимаетесь, Евгений Зальцман?
ЗАЛЬЦМАН. Вы же знаете.
РЫЖИЙ. Такие, блин, правила. Ну, Зальцман Евгений, ну-ну. 
ЗАЛЬЦМАН. Я писатель. 
РЫЖИЙ. Что вы пишите?    
ЗАЛЬЦМАН. А вы? Биографию мою что ли? (У Рыжего дергается глаз). Ясно. Я романы пишу. 
РЫЖИЙ. Прозаик, значит. Хорошо, что прозаик, не люблю поэтов. Они манерные и воняют так, как будто фистулу в руках не вертели… «Метеорит летит» - это вы написали?
ЗАЛЬЦМАН. Да, я напи…
РЫЖИЙ. «Попутчики»?
ЗАЛЬЦМАН. Да, это тож… 
РЫЖИЙ. «Последний вагон, первый вагон»?
ЗАЛЬЦМАН. И это тоже нап…
РЫЖИЙ. «Ветер гонит на восток»?
ЗАЛЬЦМАН. Тоже верно. 
РЫЖИЙ. Что вы там еще нам написали?
ЗАЛЬЦМАН. Вам?.. А это какое имеет значение?
РЫЖИЙ. Отвечайте, блин, ну Зальцман, ну блин. 
ЗАЛЬЦМАН. Что еще… Вылетело… «Попутчики», «Мертвый февраль»… 
РЫЖИЙ. Да, точно! «Мертвый февраль» еще. Точно, точно… «Мёртвый февраль». 
ЗАЛЬЦМАН. Вы читали? Вам понравилось?
РЫЖИЙ. Мы здесь не для этого вообще-то, Зальцман… Но да, да, да. Но мы не для этого вообще-то… Но да. Но мы здесь другим заняты. Мы здесь не литературу обсуждаем… Вроде бы.  
ЗАЛЬЦМАН. Пожалуй… Я долго его писал, тяжело писал.
РЫЖИЙ. А что случилось?
ЗАЛЬЦМАН. Сомневался много. 
РЫЖИЙ. Читается очень даже на одном дыхании. В чем тут сомнения-то могут быть?
ЗАЛЬЦМАН. Ну бывает. Муки творчества, как база моей симуляции. Хотя я не люблю эту фразу – муки творчества. Пошлятинка. Значит, вам понравился роман?
РЫЖИЙ. Ну я же сказал же уже, Зальцман, блин! Ну что за дела такие, ну?  Мне понравился.
ЗАЛЬЦМАН. У вас тут подслушивающее устройство или как оно там называется? 
РЫЖИЙ. Я на ваши вопросы эти… Провокации… Ну, вы понимаете, сами придумайте там какой-нибудь себе эту… эпитет… антитезу там какую-нибудь… Эпитафию. Ну вы знаете. 
ЗАЛЬЦМАН. Да-да, я знаю. 
РЫЖИЙ. Нет. Здесь подслушивающих устройств нет, если хотите. Ежели желаете. Или что вы там себе нафантазировали? Шпионский роман что ли? 
ЗАЛЬЦМАН. Почему вы не хотите тогда говорить открыто?
РЫЖИЙ. Привычка, знаете ли… Навык выработанный. С годами. Профессионализм. Ясно? Аспекты. Так получилось. Не суди и не судим будешь. Жизненный путь, не я его определил. Мне его предписали.  
ЗАЛЬЦМАН. Интересные у вас привычки и жизненный путь… Я хотел сказать, что вы интересно общаетесь. Такой скин у вас проработанный, сложный, точный, детальный.
РЫЖИЙ. Спасибо. Мне всё равно. А «Модус Операнди от Леонардо» - это тоже вы написали?
ЗАЛЬЦМАН. Нет, это Крайнов Миша. Михаил Крайнов. 
РЫЖИЙ. Да-да, точно!.. Крайнов. Это такой белёсый тип такой. Он был здесь до вас, сидел. 
ЗАЛЬЦМАН. Прямо здесь был? Не слышал. 
РЫЖИЙ. А вы и не обязаны об этом слышать… Буквально вчера вот здесь вот. На этом стуле под вами сидел. Неразговорчивый такой тип, конечно, со всех сторон. И так ничего непонятно в этом мире, а он ещё и молчит. 
ЗАЛЬЦМАН. Ну может быть это здесь он… В этой атмосфере недостаточно комфортной. А вообще Миша, он - душа компаний. Поёт, стихи читает. Под гитару очень прилично, между прочим. Развлекает. В общем, боится одиночества и любит внимание. 
РЫЖИЙ. Ну здесь он не пел. Пришлось заставить его… Спеть. Хе-хе-хе. Если вы понимаете, о чём я, Зальцман… Понимаете, Зальцман? А? Понимаете?.. Банально, конечно, «заставить его спеть», как в плохом фильме. Помните, были когда-то такие фильмы, да. Там злодеи такие карикатурные еще. С сиплыми голосами такие. Где они таких злодеев видали? Злодей – проработанная натура, сложная, детальная. Злодеи приятные, родные, домашние такие, как домашние тапочки. Не люблю кино. Вот литература это по мне. Это вообще что-то с чем-то. Спрашивайте.   
ЗАЛЬЦМАН. Что с Мишей теперь? Где он?
РЫЖИЙ. Вот этого не знаю. Не интересуюсь такими вещами. Да и вам-то зачем об этом знать?
ЗАЛЬЦМАН. Хотелось бы понимать, что меня ждёт. 
РЫЖИЙ. Да всё вы понимаете. Принципы-то одинаковые, всё по учебнику. Думаете, если б мы поняли про симуляцию, что-то вдруг пошло бы иначе. Может. Допускаю. Но я не интересуюсь тем, что за дверью… Пишет он, кстати, этот Крайнов крайне скверно. 
ЗАЛЬЦМАН. Считаете? А по-моему очень даже неплохо.
РЫЖИЙ. По-вашему? Вкус у вас, конечно, значит… Не очень… Или вы заискиваете, может быть, перед ним. Нет? У вас же там все заискивают.
ЗАЛЬЦМАН. Где?
РЫЖИЙ. Ну в этой вашей… В среде писателей. Как будто бы вас на одной ферме симулятивной разводят. Ради смеха что ли. Зачем заискиваете-то? Меряетесь там что ли хуями. 
ЗАЛЬЦМАН. Не знаю. Есть и такие, конечно. Но далеко не все… Я вот, например…
РЫЖИЙ. Да все, все. 
ЗАЛЬЦМАН. Ну, может быть. Не знаю. 
РЫЖИЙ. Там отличный финал, кстати. 
ЗАЛЬЦМАН. Какой?
РЫЖИЙ. В «Мертвом феврале». И в «Попутчиках» тоже очень на уровне. Я плакал. Почти. Но плакал. Сбой что ли какой-то случился. Но не то что бы плакал. Но вроде. Если можно так выразиться. Спазм что ли какой-то в гортани. Время не зря потратил. Или зря… А вы же тоже, получается, создаете подобие симуляций. 
ЗАЛЬЦМАН. У меня не настолько важная роль, как может показаться. 
РЫЖИЙ. Чего-то вы хитрите, Зальцман. Может знаете чего-то больше других… Хотя нет, вряд ли. 
ЗАЛЬЦМАН. А вы, значит, плакали. Неожиданно. 
РЫЖИЙ. Почему это?
ЗАЛЬЦМАН. Я хотел сказать, мне приятно и лестно. 
РЫЖИЙ. Это не лесть ни в какой-то там мере. Это вообще-то объективно и факт. Человек ревел блять! Не верите что ль?
ЗАЛЬЦМАН. Да нет же, почему же? Мне действительно очень приятно слышать. 
РЫЖИЙ. Как это вообще работает? Как вы вообще это делаете?
ЗАЛЬЦМАН. Что делаю?
РЫЖИЙ. Ну, пишете вот это всё. А потом сидишь и плачешь зачем-то. Хотите, чтоб я плакал что ли? Издеваетесь что ли надо мной? Насилуете меня что ли через какие-то там канальчики? 
ЗАЛЬЦМАН. У меня нет такой задачи. Не знаю даже, как это происходит. Не задумывался как-то… Да и правила у меня нет универсального. Каждый раз, как в первый раз. Сажусь и смотрю растерянно на чистый лист, будто бы ничего не писал до этого. 
РЫЖИЙ. Сильно. Сильно сказано. Вот поэтому вы и это… Писатель. Вот я бы тоже так хотел, если честно. Но это мимо моей симуляции. 
ЗАЛЬЦМАН. Попробуйте. Может быть, в этом и состоит ваш замысел. К этому может и надо прийти. Вам.  
РЫЖИЙ. Мне? Я? Да не… Хотя у меня вообще-то полно идей. Просыпаюсь, и целый рой в голове. Куча идей. Чего только там нет. Рассадник. Бедлам. Шапито. Словарный запас вон ещё какой здоровый. Зачем только? 
ЗАЛЬЦМАН. Это замечательно. У меня вот такого не бывает, чтобы куча идей. 
РЫЖИЙ. Только как их вывалить-то на бумагу? Как это вообще происходит у вас? Вываливание это. Это ж надо как-то вывалить? Если этого не сделать, то это уже не литература же получается, а просто мысли. Бедлам, шапито. Еще и неизвестно чьи это мысли, если посудить так. Ух, блин, ненавижу вспоминать про симуляцию.  
Рыжий зачем-то смотрит в потолок.  
ЗАЛЬЦМАН. Главное – начать, а там само собой пойдёт. И подскажет. И сориентирует. Текст сам себя пишет. 
РЫЖИЙ. Как это он сам себя пишет? Без вас-то как он сам? 
ЗАЛЬЦМАН. Сам. 
РЫЖИЙ. А вы зачем тогда? 
ЗАЛЬЦМАН. Я что-то наподобие призмы. Это сложный вопрос. Философский. Или бессмысленный. Как посмотреть. 
РЫЖИЙ. Да блять, опять это понеслось по неоновым закоулкам. Вы скажите еще, что текст уже написан кем-то или чем-то, а вы просто под диктовку шпарите. 
ЗАЛЬЦМАН. Возможно. Я уже отрефлексировал эту тему, слава… чему-то там.

Зальцман зачем-то смотрит в потолок. 

РЫЖИЙ. Ну, так тогда выходит, что действительно любой может. Может и я смогу. Под диктовку. А? Думаете я тоже смогу?
ЗАЛЬЦМАН. Конечно. Если не попробуете – никогда не узнаете. Надо только начать. Если есть вообще желание. С чистого листа – свобода. 
РЫЖИЙ. Свобода? Смешно… А если не получится, то что? В петлю? Или ствол в рот? Лазер в зад?  
ЗАЛЬЦМАН. Зачем же сразу лазер? 
РЫЖИЙ. Ну так у вас там принято. В этой среде вашей. Как иначе справляться с провалом? 
ЗАЛЬЦМАН. Совершенно не обязательно в петлю. Были писатели, которые так не делали. Мало их, но они были. 
РЫЖИЙ. Может не знали, как надо… Или можно ещё ходить страдать в парке, голографический хлеб отнимать у робоуток, чтобы не сдохнуть от голода? 
ЗАЛЬЦМАН. Оставьте голографический хлеб робоуткам… После неудачи можете попробовать себя в другом творчестве. Начнёте писать картины или музыку сочинять. Любой арт. Скульптуры ваять из умного пластика или из глупой глины. Вообще же нет никакой разницы, что созидать в этой симуляции. 
РЫЖИЙ. Про картины я тоже думал, было такое, думал, да. А вот музыка - это вообще не моё. Это как-то слащаво, для слабаков, не серьезно. Мне важно сохранить этот образ мой. Видите, грубоватый он какой-то. Ну, не мне сохранить, а кому-то там. Не знаю, кто это вообще говорит сейчас через меня. Ух, блин, как тошнит, когда вспоминаю про симуляцию.  
ЗАЛЬЦМАН. Не волнуйтесь, сохраните всё, что у вас есть. Куда ж оно денется? Прошивка… Да и это, смотря какая музыка. Можно же агрессивный какой-нибудь дэнжн-крафт-пост-хард-бэдрум-блэк-кор-синт-металл. Для тех, кто не позитивно смотрит на эту картинку.
РЫЖИЙ. Лично я позитивно смотрю, не надо выводы строить на основе работы моей и внешнего такого грубоватого образа. 
ЗАЛЬЦМАН. Противоречие между внешним и внутренним всегда идёт на пользу творчеству. 
РЫЖИЙ. Ну, хорошо, до музыки я пусть не опущусь. Ну вот что я? Возьму я цифровой холст, цифровые краски там – всё вот это вот возьму, а дальше-то что? Что рисовать? Это же всё, что угодно можно. Или то, что вокруг? У меня же вот это вот только вокруг всё. Видите? Ваши ёбла. Я же больше ничего не вижу. Ну, семья, дом… Ну и всё. Стены вот эти вокруг. Ничего больше вокруг нет такого, чтобы можно было это-то перенести на… сраный в жопу цифровой кубический холст! Зло берет! 
ЗАЛЬЦМАН. Я заметил. Ну, я не художник, не могу вам сказать. Приведёте сюда художника – он вам подскажет, конечно… Но во всём этом, мне кажется, тоже можно найти свою красоту. Дело в ней, наверное. В красоте. А если ВЫ увидите в этом красоту, то кто-нибудь тоже увидит в этом красоту. Вашими глазами. И что-то тогда произойдет зачем-то. Не знаю. Так это работает. Но красота тут главный аргумент. Понять красоту, конечно, невозможно. Но увидеть – это да.  
РЫЖИЙ. Думаете? 
ЗАЛЬЦМАН. Конечно. Главное, не бояться и идти напролом. Просто тупо отдаете себя всего процессу. Время пролетит, жизнь пройдёт и всё. Не надо ничего понимать и объяснять. Умираете, ну и так далее… 
РЫЖИЙ. Красиво говорите, Зальцман. Хочу, чтобы так: умереть, ну и так далее… Ладно, что-то мы с вами заболтались тут. Надо, наверное, сворачивать эту лирику что ли. Время. Долго разговариваем и вроде бы ни о чем. Хотя вроде бы стало немного яснее. Хотя нет, ничего не ясно. Надо было покороче этот диалог нам с вами написать. Написать. Понимаете? Это шутка, юмор, ирония такая. Как будто бы мы с вами написаны. Хотя мы с вами и так написаны. Чего-то взгрустнулось. 
ЗАЛЬЦМАН. Да, давайте с юмором. Юмор - это хороший навык для писателя. Надо разбавлять серые страницы будней плотной такой насыщенной жижей юмора. Может смех что-то разъяснит. Сомневаюсь, конечно, это просто судорога, спазмы. Но может.  
РЫЖИЙ. Нашли мы общий язык, Зальцман. Приятно, приятно, аж мурашки. Классный вы. Жаль нельзя обнять… Раздевайтесь. 
ЗАЛЬЦМАН. Полностью?
РЫЖИЙ. Да, да, да, полностью, конечно. Стандартная процедура, ничего нового.  
ЗАЛЬЦМАН. Да, давайте попробуем, раз уж я здесь…

Зальцман встает, неспешно раздевается догола, аккуратно складывает одежду на стул. Рыжий столь же аккуратно закатывает кожаные рукава, зевает, надевает солнцезащитные очки, достаёт из ящика стола фистулу. С нежностью смотрит на неё – соскучился что ли. 



Сцена 3

«Фистула»


Разбухшие мягкие розоватые слегка влажные внутренности ночного магазина в центре города Эрзац. Полки пусты, за прилавком – уставшая холодная Марта. Из магазина выходит случайный человек с фистулой под мышкой, в магазин со вздохом наслаждения проникает влажный, но твёрдый Платон. 

МАРТА. Магазин закрыт вообще-то.
ПЛАТОН. Как это закрыт?
МАРТА. Так, закрыт вообще-то.
ПЛАТОН. Но я же стоял несколько часов.
МАРТА. Ну приходите завтра. Какая разница, что изменится?
ПЛАТОН. Как это? Я же это, последний в очереди. Почему передо мной-то?
МАРТА. Ну а что поделать? Такая у тебя симуляшка неудачная.
ПЛАТОН. Вы нарочно что ли это? Что со мной не так? 
МАРТА. Нет-нет. Зачем? Я что - изверг? Больная? Мне как бы плевать на тебя, но не до такой же степени. До такой, конечно, но не до такой, конечно.  
ПЛАТОН. Тогда продайте мне фистулу и всё. Тихо разойдемся. Стандартная коммерческая процедура.   
МАРТА. Не могу продать. Фистула закончилась. Факт. 
ПЛАТОН. Как это закончилась? 
МАРТА. Ну вот так закончилась. Перед вами вон последнюю продала.
ПЛАТОН. Как она вообще может закончиться? Это же типа стратегический продукт.  
МАРТА. Бывает такое иногда. Чем тяжелее со смыслами, тем больше ажиотаж.  
ПЛАТОН. А мне-то что делать теперь? Хоть какой-то смысл был, а теперь… 
МАРТА. Ну приходите завтра. Вообще ничего не изменится. Смысл всё тот же. Ну, минус день из жизни – фигня вообще. 
ПЛАТОН. Я не могу вообще-то каждый день стоять тут по несколько часов. Хотя могу. Хотя нет. Но это издевательство! У меня не должно быть такого!
МАРТА. С чего ты взял? 
ПЛАТОН. С того. 
МАРТА. С потолка же. Ну, а я тут что могу поделать? Вот так у тебя. Приходи завтра. 
ПЛАТОН. Неееееет. Не-а. Никаких завтра. Нет уж. Так… А это что?
МАРТА. Это? Ну, это фистула.
ПЛАТОН. Вы сказали, что всё продано. А это что?
МАРТА. Фистула. Но это витринный образец вообще-то. 
ПЛАТОН. Это как? Это не настоящая фистула что ли?
МАРТА. Да нет, настоящая. Обычная фистула. Но её нельзя продавать. 
ПЛАТОН. Почему это?
МАРТА. Она для витрины. 
ПЛАТОН. А какая разница-то?
МАРТА. Да никакой особо. Просто с витрины нельзя продавать. Правило такое. 
ПЛАТОН. А что такого будет?
МАРТА. Не знаю. Не делала так ещё.  
ПЛАТОН. Ну и всё. Продайте.
МАРТА. Да не могу продать.
ПЛАТОН. Ты всё можешь. [ОШИБКА] 
МАРТА. Не всё.  
ПЛАТОН. Продай. Завтра же привезут фистулу? 
МАРТА. Привезут. Но это завтра.
ПЛАТОН. Вот и поставишь новую на витрину. 
МАРТА. Не. На витрине всегда должна стоять фистула. Правила такие.  
ПЛАТОН. Так ночью же никто не увидит. 
МАРТА. Думаешь, хитрый ты? Пусть так, но нет, не продам. 
ПЛАТОН. Денег дам больше. Немного сверху накину. 
МАРТА. Сколько? Нет, это просто уже дело принципа становится.  Зачем я только трачу на это время жизни. Но, блин, ты меня почти вывел из себя. Интересно даже. 
ПЛАТОН. Я тоже трачу время, алё… [ОШИБКА ДАННЫХ] Стоп, я вроде не конфликтный. Или конфликтный. Даже не пробовал… А может что-то для тебя сделать?
МАРТА. В смысле?
ПЛАТОН. Ну, что тебе надо?
МАРТА. Ещё бы мне знать, что мне надо. 
ПЛАТОН. Ну, деньги вроде не нужны. 
МАРТА. Да на кой. 
ПЛАТОН. Ну да. Может чем-то помочь даже? Стол, может, подвинуть. Я много всего умею. Ну, например… Но если не умею, то научусь в любом случае. 
МАРТА. Да мне ничего особо-то не надо. Я вообще апатичная. И мне вполне нормально с этим.  
ПЛАТОН. Ну вот тут и надо искать потребность. 
МАРТА. Думаешь? Хернёй какой-то попахивают твои аргументы… Нет, ничего не приходит в голову. Я очень тупая ещё. Даже не знаю плохо это или хорошо. Но похоже в какой-то момент это сыграет свою роль. Может даже сейчас. 
ПЛАТОН. Что же делать-то теперь? Я же с ума сойду нахуй. Зачем я так тревожусь? А? Какая-то установка в голове бесячая.  
МАРТА. Выдохни. Это только сегодня так. Приходи завтра. 
ПЛАТОН. Я вообще-то всецело разделяю, но просто это больше даже смысл для моей невесты, чем для меня. Мне вообще пох. Но для неё это просто – важность номер один. Очень ей не нравится её симуляция. Чего-то суетится постоянно, выдумывает. Татуировки эти в самых незаметных местах.

[ОШИБКА УСТРАНЕНА] 

МАРТА. Понятно, почему она тебя заинтересовала.
ПЛАТОН. Ну продай.
МАРТА. Нет, не в мою смену.  
ПЛАТОН. Я старуху с ребенком не пропустил. Я шесть часов конченного изображал. Смотри как… Вот так изображал. Это непросто, между прочим. Видишь? У меня нулевые навыки в актёрстве… Я не уйду без фистулы. 
МАРТА. Ты мне угрожаешь что ли? 
ПЛАТОН. Я не угрожаю, мать твою! Ноги за голову, чтобы я их видел!.. [ОШИБКА ДАННЫХ УСТРАНЕНА] Прошу прощения. Я просто вижу, что ты хороший персонаж. Может не очень умный, но хороший. И с тобой приятно иметь дело. 
МАРТА. Ладно, болтун. Что ты умеешь? 
ПЛАТОН. Много всего. Голова у меня сообразительная, руки тоже ловкие. Всё, что угодно, короче. Я не брезгливый. 
МАРТА. Не брезгливый?.. Это хорошо. А-то я устала. Физически. Я хочу прилечь. 
ПЛАТОН. Понял. 
МАРТА. Точно понял?
ПЛАТОН. Вроде бы да, хотя…
МАРТА. Отдохнуть я хочу. Понял? Лёжа.
ПЛАТОН. Да я не против. Отдыхай.
МАРТА. Точно понял? Полежать хочу минут пять-семь не меньше. Потянешь?
ПЛАТОН. Потяну? 
МАРТА. На спине полежать. Понял?  
ПЛАТОН. Как будто бы да, но… 
МАРТА. Поможешь мне?.. Полежать. 
ПЛАТОН. Я?
МАРТА. Ты же всё можешь. Давай, врубайся уже. 
ПЛАТОН. Кажется, врубаюсь.  
МАРТА. И это ты тоже можешь?
ПЛАТОН. Специального образования у меня нет, но опыт имеется.  
МАРТА. Это ты хорошо, что с юмором подходишь к этому. Если ты вообще понял о чём речь… Ну, тогда я ложусь отдыхать. А ты дверь закрой на ключ.
ПЛАТОН. А, ясно… Так?
МАРТА. Проверь.
ПЛАТОН. Проверил. 
МАРТА. Хорошо… Ну вот, иди сюда теперь, помощник.  
ПЛАТОН. Хорошо. 
МАРТА. Дай руку… Ага, вот так… Чувствуешь?
ПЛАТОН. Ага. 
МАРТА. Влажно.
ПЛАТОН. Я догадался.  
МАРТА. А теперь без моей помощи, раз догадался.    
ПЛАТОН. Непременно.   
МАРТА. Не спеши только. 
ПЛАТОН. Понимаю.  
МАРТА. Думай о фистуле. О смысле. О смерти. Не важно.  
ПЛАТОН. Спасибо. Я лучше в процесс уйду. 
МАРТА. Или о невесте своей. 
ПЛАТОН. Нет, спасибо.
МАРТА. Пожалуйста… Да, вот так. Продолжай.
ПЛАТОН. Чёрт, как же это…  
МАРТА. Самому нравится?.. Это ты просто тоже устал, и тебе тоже надо… В… Процесс… Блять… 
ПЛАТОН. Ага…
МАРТА. Не останавливайся только. 
ПЛАТОН. Как же это…
МАРТА. Хорошо тебе?
ПЛАТОН. Да блять, не то слово. 
МАРТА. Продолжай, не спеши. Это твоё время. 
ПЛАТОН. Какая…
МАРТА. Мягкая?
ПЛАТОН. Нежненькая. 
МАРТА. Смешной какой. Это жирок. Но тебе же нравится. 
ПЛАТОН. Очень. 
МАРТА. Вижу.
ПЛАТОН. Вообще. 
МАРТА. Счастлив?
ПЛАТОН. Уф, ага. 
МАРТА. Ну и всё. Какие нахуй смыслы. Я ж говорю, я тупая. Можно ускориться. 
ПЛАТОН. Ага. 
МАРТА. Вот так. 
ПЛАТОН. Ага.
МАРТА. Чувствуешь?
ПЛАТОН. Даааа…
МАРТА. Не останавливайся. Только не останавливайся. 
ПЛАТОН. Ага. 
МАРТА. Продолжай. 
ПЛАТОН. Ага. 
МАРТА. А теперь используй фистулу. 
ПЛАТОН. С витрины? 
МАРТА. Нет, блин, с жопы… Смешной какой. 

Вот такая вот сцена. Вы знаете, чем как правило это заканчивается – струи неоновых лучей, латексные стоны аналогового синтезатора, весь кибернетический фарш проворачивается. И всё это на главной площади города Эрзац. 
Ритмично долбит tragic techno на Depressive radio.  

ГОЛОС ДАВИДА. Когда впервые сталкиваешься с настоящей свободой – это пугает и парализует… Может быть, здесь и спрятан ответ. 



Сцена 4

Пси-кабинет


Комната цвета ванильного пудинга, припудренного жасминовым крем-брюле. Голографические цветы и психоделические пейзажи, в которые хочется зафракталиться, чтобы не думать.

Большие окна. За ними простирается прекрасный вид на разъеденный неоном город Эрзац, задыхающийся в пастельном смоге и в вязких ртутных каплях дождя. 

Два высоких кресла друг напротив друга. Давид и Мира. Сидят, зеркально положив ногу на ногу. Зеркально перекладывают ноги, зеркально скрещивают пальцы, руки и мысли.  

В полной тишине раздаются взрывы и звуки сирен с улицы. 

ДАВИД. Весь мир - серое пятно… Мне надо с чего-то начать? 
МИРА. Да.
ДАВИД. Да. Так вот, весь мир - серое пятно. Очевидно? Для меня – да. Раньше я думал, что это нормально. Что все так видят. Вроде солнцезащитных очков, чтобы не обнадёживать себя. Я думал, что те, кто сильно радуются или не замечают всего этого безумия – они не в себе, у них проблемы с головой, с прошивкой. Сбой в системе… Как вы считаете?
МИРА. Продолжайте. 
ДАВИД. Теперь мне кажется, что это со мной что-то не так. Или мне только кажется. Или кто-то или что-то внушает мне такую мысль. Или это какие-то установки, и с этим придётся просто мириться и тихо проживать этот опыт. Или… Вы красивая женщина.
МИРА. Продолжайте. 
ДАВИД. Вот я думаю, почему мы не обновляемся, интересно. Как вы считаете?.. Вам нельзя выражать собственное мнение? 
МИРА. Это имеет отношение к тому, ЧТО вы переживаете?
ДАВИД. Мне кажется, это наши общие переживания. Наши с вами… Стоп, простите, это как-то неловко получилось.
МИРА. Что неловко?
ДАВИД. Как-то слишком открыто что ли.  
МИРА. Почему?
ДАВИД. Не знаю, как будто бы это что-то нарушает. Какой-то порядок нарушает, регламент. Неважно… Так вот, там сейчас полный хаос. Мнения нестабильны, вот и я поэтому нестабилен, наверное… К тому же, вы мне… нравитесь, и я тоже хочу вам понравиться. Зачем-то. А если я начну вам говорить о том, что я переживаю, расскажу свою внутрянку… Я боюсь, что вы начнёте меня презирать. Не захотите со мной работать.  
МИРА. Такого не случится. 
ДАВИД. Да, я знаю. Я что-то не то говорю, кажется. Да, я – это ваша работа. А вы… Я пока не понял, как мне относиться к вам. У вас там какой-то свой набор.  
МИРА. Вернемся к вашим переживаниям. 
ДАВИД. Да, вернемся… Это неудивительно, но ничего не доставляет мне удовольствия. Я даже не стремлюсь к тому, чтобы испытывать удовольствия. Они просто заполняют время. И они однообразны. Я имею в виду их количество ограничено. Сколько раз можно любоваться закатами? Это же закат, в нём же всё ясно с первого раза. Сколько можно заниматься гедонизмом. Там же тоже всё ясно со всеми этими вкусовыми сосочками, с этими рецепторами и органами чувств. Ограниченный спектр. Чистая механика. Как вы считаете?.. Я же просто хочу, чтобы эта жизнь побыстрее закончилась. Может быть, «там» будет ответ на все вопросы. Если «там» что-то существует. Может быть, мы просто стираемся бесследно… Хочу, чтобы все дни были максимально одинаковыми. Взять за образец совершенно невзрачный день, самый серый и никчёмный, и пусть каждый следующий день будет его копией. Вот такой эксперимент. Не знаю, почему это вшито в меня. Какая-то ирония… Да, однообразные дни. Так быстрее пролетит время. Однообразие ускоряет жизнь. Плюс, на фоне однообразия, гораздо чётче проявятся по-настоящему потрясающие вещи. Может быть, в них есть ответ… И этот идеализм ещё какой-то нелепый. Как у ребёнка… Вы меня слышите? Понимаете, о чём я?
МИРА. Продолжайте. 
ДАВИД. Конечно, понимаете… Это я дурак ничего не понимаю про других людей. Это правда. Я не понимаю, кто что чувствует и переживает. Не встроена в меня эмпатия. Пустота на её месте. Я постоянно додумываю за других. Хотя есть подозрение, что в этом мире всё у всех происходит по одинаковому принципу. Никакой магии и разнообразия. Иллюзия многовариативности. Базово – всё очень просто. Или что-то с настройками…  Сейчас вот я тоже за вас додумываю. Пытаюсь спрогнозировать, что вы там чувствуете или думаете обо мне. Хотя вы, наверное, вообще обо мне не думаете. Думаете о чём-то своём, что-то планируете, пытаетесь обозначить цели и смыслы, вспоминаете или фантазируете. А может быть, вам убийственно скучно сейчас. Вы каждый день выслушиваете всю эту одинаковую бредятину про симуляцию. Тяжелая работа. Заслуживает всяческого уважения… Я бы ненавидел людей, будь я на вашем месте. 
МИРА. Что происходит?
ДАВИД. В каком смысле?
МИРА. Что происходит?
ДАВИД. В каком смысле?.. Я не знаю. Никто не знает. Хотел бы знать… Это многоплановый вопрос. Да и не мне на него отвечать. В мире постоянно что-то происходит. В общем-то, всё циклично и в принципе одно и то же, но всё же происходит. Где-то, с кем-то, как-то, но не со мной. Со мной ничего не происходит. И это тоже особенность некая. Да и не надо, кстати, не хочу, чтобы происходило. Пусть будет серость и мрак на паузе. Не надо ответа, он всё равно не удовлетворит меня… А вот это какая-то новая установка. Надо обдумать. 
Давид думает
МИРА. Обдумали? 
ДАВИД. Не идёт… Всё сводится к нулю и единице, к черному и белому, к плюсу и минусу, а это и есть пустота и серость, невзрачность. И всё это несущественно… У вас красивый лак… 
МИРА. Спасибо. 
ДАВИД. Зачем я это сказал? Извините, я просто… Я увидел у вас… На пальцах ног… Эм, как же… В общем, увидел этот лак… И подумал, что это красиво, и сказал зачем-то… Это салатовый или светло-зелёный, или оливковый, или..? У мужчин плоховато с оттенками. Тоже какой-то системный баг. 
МИРА. Что происходит?
ДАВИД. Что происходит?
МИРА. Что происходит? [ВСЕ СИСТЕМЫ РАБОТАЮТ В ШТАТНОМ РЕЖИМЕ]
ДАВИД. Не знаю, не знаю, не знаю, не знаю, не знаю, не знаю… Ох, не знаю, не знаю, не знаю… Что же происходит? Для этого я, собственно, и здесь, чтобы понять, что же такое происходит. И, пожалуй, это последнее место, где я смогу получить ответ. Потому что я уже всё испробовал. Все способы избавиться от этой неясности моего существования. 
МИРА. Вы можете всё же поконкретнее?
ДАВИД. У вас и правда красивый лак…  

Они смотрят друг на друга как… как… в общем, смотрят друг на друга очень молча. 

В городе взрывы и звуки сирен. В окне спирально падает горящий геликоптер. В глазах живые секунды.



Сцена 5

Цугундер


Окровавленный Зальцман сидит за столом и проверяет переносицу – вроде пока цела. Напротив – Рыжий потирает костяшки, расправляет рукава, убирает фистулу в ящик стола.   

Зальцман. А что вы собственно хотите от меня? 
РЫЖИЙ. А я разве не сказал?
ЗАЛЬЦМАН. Нет. 
РЫЖИЙ. Ой-ой-ой, как же я так! Извиняюсь, не с того начал. Короче, к нам поступила информация, что вы тут готовили нам заговор с целью свержения триумвирата, всё такое. Ну понимаете. Как будто бы в книгах у вас это есть. Между строк такие вот смыслы. Ну, понятно. Стандартно. И зачем это делать вообще непонятно. Ну, свергать что-то. Это что-то вообще изменит? 
ЗАЛЬЦМАН. Тоже не вижу смысла. Да и между строк у меня ничего такого. Если вообще что-то там есть у меня между строк… Я писатель, я пишу строки, а не между строк. Между строк читают, а не пишут.
РЫЖИЙ. Понимаю, понимаю… Все так говорят… Я вот книгу хочу написать или цифровую картину там. Я сказал вам об этом честно. Вот и вы говорите честно, пожалуйста, блин. Что у вас там со смыслами? Какой посыл? Ну и для кого, в первую очередь, этот посыл. Всё вот это. Давайте.  
ЗАЛЬЦМАН. Я правда ничего такого не писал. У меня развлекательный жанр.
РЫЖИЙ. Бросьте, Зальцман, своё это геройство. Это вам не к лицу, если можно так выразиться. Вы уже старый человек. Ну, не старый, ну… Поживший. Терять нечего. Да в любом возрасте терять нечего. Пусть ваши персонажи геройствуют там сколько им влезет. Помните, как в «Метеорит летит»? Там у вас, как там его, главный герой этот, он у вас там геройствует всю дорогу. Вот оставьте это ему. Это же выдумка, что у таких героев всё получается, что они всегда побеждают. Это только в книжках же так бывает. Вот, киваете – согласны. А в жизни, в симуляции этой сраной всё не так бывает. В жизни герои – только на словах герои, а когда дело доходит до действий, то никому уже не хочется геройствовать. Всё – сдулся герой, в штаны насрал. Понимаете, как на самом-то деле? Ну а если припрёт погеройствовать, то там это сразу рога пообломают. Потому что это опасно для целостности мира. Героизм этот. И это ж не я придумал. Это вот так оно по симуляции. Так её задумали. Нас такими сделали несовершенными, убогими. Закон природы в несовершенстве. Эволюцию ещё эту, в которой выживают не сильнейшие, а самые трусливые и слабые. На слабом огне нас готовят. Нет у этой симуляции задачи быстро закончиться.   
ЗАЛЬЦМАН. Да я не геройствую. Мне просто нечего тут сказать. Я бы с радостью, да нечего просто…
РЫЖИЙ. Это понятно, что нечего. Это я каждый день, не поверите, слышу. Ну, про себя-то вам нечего сказать – это понятно, это я каждый день… Но это пока. А может и нет. Посмотрим. Но про других-то можно же чего-нибудь.
ЗАЛЬЦМАН. Про кого?
РЫЖИЙ. Да вот хотя бы про этого самого Крайнова, который тут до вас ревел-сидел. Оч трусливый и слабый человек, оч.  
ЗАЛЬЦМАН. А что про него сказать? Хороший он парень. Поёт, стихи читает – я это уже говорил. Пишет неплохо, улыбчивый такой всегда, живой. В общем, я не верю, что он мог так обдолбаться, что решил, что у него есть какая-то такая миссия. Ну, или от скуки.  
РЫЖИЙ. Это я тоже слышал, по старым неоновым рельсам туда-сюда гоняем. Но всё же. Может он только марионетка в руках других марионеток. А?
ЗАЛЬЦМАН. Красиво сказано. 
РЫЖИЙ. Правда? 
ЗАЛЬЦМАН. Да, по-писательски.
РЫЖИЙ. Спасибо. Как-то это… приятно что ли.
ЗАЛЬЦМАН. Но я правда ничего об этом не знаю. 
РЫЖИЙ. Эх, не знаете, не знаете, не знаете… Не знаете, так придумайте. Какой же вы писатель, если придумать не можете? 
ЗАЛЬЦМАН. Придумать?.. Но это же будет неправда. 
РЫЖИЙ. А что мы тут с вами? Мы что тут, мы с вами чем тут, мы с вами в правда-неправда что ли играем? Вы же не хуже меня знаете, что правду не мы с вами сотворяем. Её нет по-хорошему. Правда – это абстракция. Давайте, проявите свой дар. Вот вам чистый лист бумаги, если так будет проще. Держите. Ручка вам тоже. Что вам еще надо? Все условия, если можно так выразиться. Пишите, наяривайте. 
ЗАЛЬЦМАН. Но я так не могу. Это против моих правил. 
РЫЖИЙ. Не надо, Зальцман, не надо. Слышал я эту байку много раз. «Это против моих правил», «это противоречит моим убеждениям», и всё остальное такое. Много раз. Нет никаких ваших правил. Симуляция освобождает вас от ненужной рефлексии на этот счёт. Нет вообще никаких правил, пока мы с вами их не установим. Давайте, пишите. 
ЗАЛЬЦМАН. Я не смогу так… Это же клевета. Мне, конечно, всё равно на Крайнова, но что если у него совсем другой путь, и ему бы ещё пожить. 
РЫЖИЙ. Всё продуманно, не волнуйтесь за кого-то там или за себя… Я вам чего про друга вашего говорю. Он тут под вами на этом стуле целый рассказ написал о том, что вы заговорщик. Паршивый рассказ, но всё же. Что на это скажете? Не ожидали? Или всё же напишите?
ЗАЛЬЦМАН. Нечего мне на это сказать. Или написать. 
РЫЖИЙ. Ладно, раз не хотите, тогда давайте продолжим наше насилие. При всё моём уважении, конечно же. Раздевайтесь. А, вы уже раздеты же. Прекрасно. Вы, кстати, в отличной форме для своих лет. 
ЗАЛЬЦМАН. Спасибо… Ну, если так надо, то давайте продолжим насилие. 

Рыжий стискивает зубы от боли в костяшках, закатывает рукава и достает из ящика стола еще не остывшую фистулу. Зальцман собирается раздеться, но он уже раздет.



Сцена 6

Флэт Анны и Платона


Съемный флэт Анны и Платона на окраине смыслов. Где стоки из домов заливают переулки с разбитыми неоновыми вывесками и одиночками, которые подвисли у стен, в попытке понять, зачем они вообще здесь оказались. Где-то кто-то кого-то передумал убивать.   

АННА. Всё в порядке с тобой?
ПЛАТОН. Что?
АННА. Я говорю – всё в порядке? Или ты что-то осознал? 
ПЛАТОН. В порядке. А что?
АННА. Ты какой-то странный что-то. Затраханный какой-то. Тебе врезали что ли?
ПЛАТОН. Да нет. Врезали, но не сильно. Не выспался, наверное. 
АННА (орёт). Зато достал! 
ПЛАТОН. Ты чего кричишь?.. А, ты про фистулу.  
АННА. Отличная фистула… Только влажная почему-то. 
ПЛАТОН. Я сполоснул… Она с витрины… Пыльная была. 
АННА. Да это неважно. Главное – теперь у нас фистула!  
ПЛАТОН. Это то, чего ты хотела? 
АННА. Это то, чего МЫ хотели. Без неё вообще не то у нас. Вообще ничего не понятно. Полный хаос и неразбериха. А теперь всё. Посмотри вокруг, даже как-то важно всё стало. Чувствуешь плотный жирок, плотность этой симуляции?    
ПЛАТОН. Кажется… А может еще взять? 
АННА. Зачем?
ПЛАТОН. На всякий случай. Больше смысла, больше важности, больше плотности, больше жира.  
АННА. Не надо пока… Тем более ты устал.
ПЛАТОН. Совсем нет. 
АННА. Пока не надо. Отдохни. 
ПЛАТОН. Я не устал… Я даже отдохнул… В процессе… 
АННА. Странно. Какая-то я сразу заботливая стала такая. Заметил? Фистула видать уже воздействует как-то. 
ПЛАТОН. Так может действительно ещё одну взять? 
АННА. Одной вполне хватает. Пока. 
ПЛАТОН. А родителям? 
АННА. Им не надо.
ПЛАТОН. Раньше надо было. 
АННА. Отец теперь против. Переосмысляет свою роль в этом мире. Смиренно. 
ПЛАТОН. А мама?
АННА. Мама наоборот - боится переосмыслять. 
ПЛАТОН. Спроси у неё. Я могу ещё взять. 
АННА. Ты молодец. Какой ты оказывается молодец, я раньше не замечала.  
ПЛАТОН. В смысле?
АННА. Кому-то не удается достать. 
ПЛАТОН. Я старался. Плюс – везение и находчивость. Что-то есть во мне, чего я не знал. Оголились новые грани. 
АННА. Когда ты сделаешь мне предложение? Очень хочу. 
ПЛАТОН. Зачем?
АННА. Не знаю даже. Как будто бы фистула говорит за меня. Обосновать попробую. Например, мы с тобой давно живём вместе… Так?.. Вот пока всё обоснование.  
ПЛАТОН. А, ну да. Это как будто бы аргумент.  
АННА. Поэтому пора официально оформить отношения. Заметил, как я заговорила? 
ПЛАТОН. Ага. Непривычно… Но я не особо интересовался этим аспектом нашей квазиреальности. 
АННА. Ну вот. Может подумаешь. 
ПЛАТОН. Ага, ясно. Подумаю. 
АННА. Может, это твоё? Или ты не хочешь?
ПЛАТОН. Я ещё не подумал, чтобы хотеть. 
АННА. Сколько тебе надо времени?
ПЛАТОН. Не знаю. 
АННА. Пару дней хватит?
ПЛАТОН. Наверное… Точно не нужна запасная фистула? 
АННА. Через неделю я жду твоего предложения. Да что это такое со мной? [ОШИБКА ПЕРСОНАЖА: предыдущая версия утратила автономность]
ПЛАТОН. Ладно… Можно посмотреть?
АННА. Держи. Только аккуратно, хрупкая вещь. 
ПЛАТОН. Действительно хрупкая.

Платон умышленно бросает фистулу. 

АННА. Что ты наделал! Ты разбил фистулу! 
ПЛАТОН. Прости. 
АННА. Как так?!
ПЛАТОН. Может починить можно? В ремонт может? 
АННА. Да она вдребезги!
ПЛАТОН. Да, уже не починить.
АННА. Как же так?
ПЛАТОН. Да, разбилась.
АННА. И это всё, что ты можешь сказать в своё оправдание?
ПЛАТОН. А что мне еще сказать? 
АННА. И что мне теперь делать?
ПЛАТОН. Надо новую купить.
АННА. Ты что, разбогател что ли?
ПЛАТОН. Нет.
АННА. А откуда у тебя деньги на еще одну фистулу. 
ПЛАТОН. Мы же откладывали. 
АННА. Но это не на фистулу, а на бессмысленные предметы и беспорядочные действия. И, в целом, чтобы не сдохнуть раньше времени. 
ПЛАТОН. Да, но фистула нужна. Согласись. Она работает. 
АННА. Нужна, но… Как ты мог так разбить её, хренорукий?!
ПЛАТОН. Да, хренорукий. 
АННА. Сегодня купишь?
ПЛАТОН. Куплю. 
АННА. Только обязательно, ладно. Ты же видишь – она работает. 
ПЛАТОН. Да, она работает.  

И осколки фистулы летят в мусорное ведро под увесистое tragic techno.



Сцена 7

Пси-кабинет


Мира легонько прикасается к пальцам ног. Давид пялится, отводит глаза, вновь пялится, вновь отводит глаза. 

Где-то за окном в это время громко пролетает свеженький геликоптер.  

ДАВИД. Пролетел… А у вас есть фистула?
МИРА. Не вижу в этом необходимости для себя. 
ДАВИД. Это хорошо, это хорошо… 
МИРА. Продолжим.
ДАВИД. Продолжим… Да, я вихляю… Странный способ существования. А может быть мне просто страшно взглянуть на этот мир - вот так, не накручивая смыслов и значений. Почему бы не делать всё, что вздумается. Я же всё равно не сделаю больше, чем вшито в мою симуляцию. Тем более ничего изначально не наделено смыслами и значениями, мы сами нагружаем объекты смыслами и значениями. Чтобы было комфортнее, чтобы было спокойнее, наверное. Хотя зачем нам это стремление к спокойствию, это же тоже часть прошивки. Лично мне комфортно в серости и беспросветности. Почему-то. Не знаю почему. Наверное, это ещё одна системная ошибка. Поэтому я здесь. Понять, а имею ли я право на то, чтобы таким образом воспринимать этот мир? Или так не надо? В каком-то смысле я пытаюсь найти в вас одобрение, что я имею право так воспринимать мир. Как если бы я нашёл контакт с теми, кто создал симуляцию, и они сказали мне – ты всё правильно делаешь, никакой ошибки нет. Знаете ли вы как верно или не верно воспринимать?.. Могу ли я быть ошибкой? Сам по себе. Может быть, обо мне забыли там? Может быть, я сломан и меня просто бросили. Делай, что хочешь. Живи, как хочешь. Если, конечно, сформулируешь для себя какое-то своё хотение… Я не очень верю в «улучшение качества жизни». Это же из вашего лексикона, верно? Это звучит даже так, как будто речь идёт о роботах. Как будто бы достаточно смазать шестерёнки, добавить масла, отформатировать, очистить кэш, дефрагментировать - и тогда всё заиграет, смыслы возникнут. Отношение к этому миру изменится, да. Но сам мир не изменится. Он останется подделкой. Он останется всё таким же одиноким и бессмысленным… Вам очень идут эти брекеты.
МИРА. Спасибо.
ДАВИД. Вы улыбнулись… и покраснели. 
МИРА. Продолжим? 
ДАВИД. Вам правда идут брекеты. Без шуток… Брекеты не всем идут. А вам очень хорошо с ними. Это эстетично, изыскано… Почему вы покраснели?
МИРА. Как вы считаете? 
ДАВИД. Не знаю, может быть, вам неловко. Но вы не волнуйтесь, мне тоже неловко… Зачем я это сказал? Очень всё странно. Два незнакомых человека остаются наедине и могут говорить всё, что захотят. Всё что угодно. В рамках разумного, конечно… По крайней мере я могу говорить всё что угодно. А вы, наверное, нет. Но вы можете думать о чём угодно.
МИРА. Вы позволяете?
ДАВИД. Это хорошая шутка. Очень хорошая шутка… У вас что сегодня? У вас хорошее настроение? Или мне показалось? 
МИРА. Вернемся к вашим переживаниям. 
ДАВИД. А может лучше к вашим?.. Ладно, простите… Простите… Я не хотел переходить границу… Я иногда говорю какую-то ерунду. Заигрываюсь… Я вас обидел?.. Почему мне сейчас так плохо от этого? Не понимаю. Я вроде бы не сказал ничего такого… Чёрт, простите, пожалуйста. Я вижу, как изменилось ваше лицо. Я был груб. Это было грязно. Нет, это что-то не моё как будто бы. [ОШИБКА: ПЕРСОНАЖ НЕ ОТВЕЧАЕТ] Я ненавижу себя за это. Зачем я всё это говорю? Вы меня простите?
МИРА. Что происходит?
ДАВИД. Что? 
МИРА. Что происходит?
ДАВИД. Я не понимаю. Мне плохо. Я сделал вам больно. Или мне кажется, что я сделал вам больно. Поэтому мне плохо. Я не хотел делать вам больно. Что со мной не так? Почему меня это заботит? Я не хотел… Вам печально… Я ненавижу себя за это…
МИРА. Что происходит?
ДАВИД. Ничего… Ничего не происходит. Что происходит? Я… Это же какой-то триггер, верно? Это какая-то ебучая модель, верно? Матом нельзя? Извините, другого слова не подобрал. Что-то сработало такое… автоматическое. Я боюсь причинять боль тем, кого я люблю… Что?.. Воспринимайте это, как хотите, но имейте в виду…
МИРА (одновременно). Что происходит?
ДАВИД (одновременно). Что происходит?
ДАВИД. Почему вы это повторяете? Разве от этого станет яснее, что происходит? Не надо больше этого, прошу. Это бессмыслица. Верните улыбку… Я испортил вам день и настроение… Можно я уйду?
МИРА. Почему вы спрашиваете моего разрешения? Это ваше время. 
ДАВИД. Мне казалось, это наше время… Зачем я опять это сделал? Я опять создал этот дополнительный смысл… Можно я уйду?

Он не уходит. 

ДАВИД. Почему мы здесь и сейчас? Почему мы взаимодействуем? Что…
МИРА. …происходит. 

Оба они искренне и пронзительно смеются. Конечно же, ведь там хаос за окном.



Сцена 8 

Цугундер


Рыжий протирает фистулу салфеткой. Аккуратно, каждую ложбинку. Зальцман выплевывает зубы на пол, внимательно пересчитывает зубы пальцами ног. 

ЗАЛЬЦМАН. Простите, а о чём вы хотели бы написать книгу?
РЫЖИЙ. Хах. Вы так теперь смешно шепелявите… 
ЗАЛЬЦМАН. А то. 
РЫЖИЙ. Написать? Ну, что-нибудь для детей. Грязи много сейчас. Сами видите. Вот даже вы талантливый писатель, мне нравится то, что вы пишите. А всё равно же у вас всё про какую-то грязь получается. Безысходность. Я всё понимаю, это хорошо продаётся. Симуляция не радует, разобщает и так далее. Ну, а что детям-то читать? А? Заходишь в книжный магазин, а там для детей нет ничего. Ничего доброго и светлого нет на полках. Сплошной мрак, чернуха, порнуха, блядь. Пусть это бессмысленно, но пусть у них хотя бы детство будет радостным. Тупым таким и радостным. Пускай дебильно бегают, размахивая руками. Чем позже они узнают о симуляции, тем лучше. А в итоге к чему мы готовим следующее поколение? 
ЗАЛЬЦМАН. К реальной жизни? 
РЫЖИЙ. К какой реальной жизни? Нет ведь никакой реальности – сами знаете. 
ЗАЛЬЦМАН. Симуляция – это тоже своего рода реальность. 
РЫЖИЙ. Да, ну. Вот то, что вы пишите, это реальность? Да? Весь этот ужас - это реальность? Или это только ваша реальность? 
ЗАЛЬЦМАН. Да, реальность. Но не в буквальном смысле. 
РЫЖИЙ. Вот видите, Зальцман. А почему вы не напишете в буквальном смысле? Я не хочу видеть вашу небуквальную реальность. Тошно мне от неё. Выворачивает меня от неё.  
ЗАЛЬЦМАН. Но у каждого своя реальность.
РЫЖИЙ. Да хуй я ложил на вашу небуквальную реальность! Надо чё-то с этим делать вокруг. Зальцман! Менять это надо. Ситуацию. Если всё возможно, если всё вероятно. Вы дар свой просираете, если можно так… И другим еще на мозги капаете.
ЗАЛЬЦМАН. Понимаете, я не списываю с жизни, с симуляции… 
РЫЖИЙ. Ну и я не собираюсь. Слышали вообще-то мою эту… сентенцию. Я хочу написать сказку, блядь. Сказку для детей нахуй. Для маленьких таких пиздюков-говноедов. Для крошек-малышек таких с пузиками рахитичными, которые даже читать еще не умеют, даже мнения своего еще не имеют. Жопу еще себе не могут вытереть сами. Вот для них. Чтобы они что-то поняли там у себя. Понимаете? 
ЗАЛЬЦМАН. А что всё-таки они должны понять?
РЫЖИЙ. Да какая в сраку разница!
ЗАЛЬЦМАН. Ну, наверное, вы хотите что-то конкретное донести. 
РЫЖИЙ. Да откуда же я знаю? 
ЗАЛЬЦМАН. Может объяснить этот мир каким-нибудь образом? 
РЫЖИЙ. Да хрен его знает!
ЗАЛЬЦМАН. Вот и я не понимаю.
РЫЖИЙ. В том-то и дело, Зальцман, что не понимаете. Надо нам сплотиться. Зальцман! Алё?! Это понимаете? Надо нам вместе воспитать поколение, которое… воспитает новое поколение. Может, они вырастут и что-то всё поймут сами, дойдут до этого. Только поливать их надо правильной водой, а не вонючей вашей небуквальной мочой. Я не говорю, что надо нам с вами в соавторстве писать. Нет. Я так не говорю. Я говорю, что это общее наше с вами дело. Зачем-то же нам дадена эта возможность – контактировать друг с другом. 
ЗАЛЬЦМАН. Если вы про соавторство, то я вынужден отказаться.

Рыжий молчит.

РЫЖИЙ. Я вас очень уважаю, Зальцман.  
ЗАЛЬЦМАН. Правда? 
РЫЖИЙ. Вы для меня авторитетная личность. Ваше мнение для меня значимо… Если хотите знать, я выписываю цитаты из ваших книг. И запоминаю. Иногда цитирую даже. Здесь. В качестве стандартной процедуры.  
ЗАЛЬЦМАН. Да? Мне очень приятно. 
РЫЖИЙ. Да-да. Они для меня что-то вроде путеводных цвёздочек. Вот, например, из «Попутчиков»… Как там?.. «Человек имеет право на свободу в своих проявлениях…» И… Не помню, как там…
ЗАЛЬЦМАН. «…даже в самых гнусных».
РЫЖИЙ. «…даже в самых гнусных»… Конечно, же я помню. Я вас проверял. 
ЗАЛЬЦМАН. Зачем? 
РЫЖИЙ. Хотелось понять…
ЗАЛЬЦМАН. Что?
РЫЖИЙ. Хотелось понять – понимаете ли вы. 
ЗАЛЬЦМАН. Поняли?
РЫЖИЙ. Понял. Понял, что всё вы прекрасно понимаете. 
ЗАЛЬЦМАН. Прям вообще всё?
РЫЖИЙ. Да, вы отдаете себе отчет в том, что пишете.
ЗАЛЬЦМАН. Вы так считаете? 
РЫЖИЙ. Именно. Поэтому вы так спокойны, так органичны в этой своей размазанной крови. Потому что вы знаете, что заслужили это… Ну что, продолжим?
ЗАЛЬЦМАН. Дайте передохнуть. 
РЫЖИЙ. Нет, я про ваши цитаты. Вот, например. «Прочитанных книг невероятно мало. Напечатанных, но непрочитанных чуть больше. Написанных, но ненапечатанных еще больше. Начатых, но недописанных книг еще больше. Придуманных, но не начатых книг еще больше. Но больше всего в этом мире не придуманных книг»… Я долго думал об этом.  
ЗАЛЬЦМАН. У вас феноменальная память. Вы интересно проработанный персонаж. 
РЫЖИЙ. Я думал, а стоит ли множить сущности…
ЗАЛЬЦМАН. Бритва Оккама? 
РЫЖИЙ. Точно! Она самая! Всё никак не мог вспомнить, как эта штука называется… Вы сейчас пишите роман?
ЗАЛЬЦМАН. В данный момент нет. 
РЫЖИЙ. Ну, до того как здесь оказались. 
ЗАЛЬЦМАН. Какая разница? Эта книга не будет дописана. 
РЫЖИЙ. Почему такая уверенность? 
ЗАЛЬЦМАН. Есть много причин. 
РЫЖИЙ. Думаете, что не выживете? 
ЗАЛЬЦМАН. Думаю, эта книга уже не важна. В связи с новыми обстоятельствами. 
РЫЖИЙ. Что изменилось? 
ЗАЛЬЦМАН. Мир, который я стабилизировал в своём восприятии. Точнее моё восприятие этой симуляции претерпело изменения. 
РЫЖИЙ. Выкладывайте. 
ЗАЛЬЦМАН. Вот вам всё выложить надо. Нет уж, пытайте, а это останется при мне. 
РЫЖИЙ. Тогда вот ещё из вашего. «Если никто не знает, как жить, то зачем доверять свою жизнь тому, кто также некомпетентен, как и ты». 
ЗАЛЬЦМАН. Тут без контекста ничего не понятно и даже нелепо как-то. 
РЫЖИЙ. «Проблема религиозных людей в том, что они слишком любят вставлять в уста своего бога то, что сами хотели бы от него услышать». 
ЗАЛЬЦМАН. Это ещё до открытия симуляции написано… А что вы хотите мне сказать этим? 
РЫЖИЙ. Нет, это что ВЫ хотите мне сказать?
ЗАЛЬЦМАН. Только то, что написано – я повторюсь. 
РЫЖИЙ. Ещё. «Выбор в нашей жизни возникает довольно часто и касается в основном вопроса «куда идти?»
ЗАЛЬЦМАН. Тут опять без контекста херня какая-то. 
РЫЖИЙ. Странно, что вы про выбор. Ведь это уже после открытия симуляции написано… Вот ещё. «Будьте свободны в ответах, будьте точны в вопросах, будьте осторожны в утверждениях». А вы были осторожны в этом утверждении? 
ЗАЛЬЦМАН. Порой я не отдаю себе отчёт в том, что я утверждаю. 
РЫЖИЙ. Как удобно снимать с себя ответственность.
ЗАЛЬЦМАН. На мне нет никакой ответственности. На вас тоже нет, но вы думаете иначе. Какая-то дикая установка.
РЫЖИЙ. Эта, как вы выразились, «дикая установка» - сохраняет баланс в мире, в котором главенствует хаос. 
ЗАЛЬЦМАН. А вот это уже не моя цитата. Довольно неплохо, учитывая контекст.  
РЫЖИЙ. Вот опять вы льстите, Зальцман. Признавайтесь. Вы же любите вашу квазиговнореальность. Хоть и небуквальную, но любите. Вас же вдохновляет ваша жопносраноквазиреальность. 
ЗАЛЬЦМАН. Что плохого в том, что она мне нравится?
РЫЖИЙ. Я услышал вас. Продолжаю цитировать. «Сама река ничего не расскажет о том, какой долгий и сложный путь она прошла. Об этом расскажут ее высокие берега. Те берега, что она сотни лет вымывала и оттачивала каждую секунду своего присутствия. Покажи мне свои берега, и я буду знать всё о твоей жизни». 
ЗАЛЬЦМАН. Да. С этим я согласен.
РЫЖИЙ. Ну, наконец-то. Продолжим цитировать. 
ЗАЛЬЦМАН. Прекратите, пожалуйста, я больше не могу это слушать.
РЫЖИЙ. А что такого? Вам не нравится, что вы сами пишите? 
ЗАЛЬЦМАН. Это какая-то изощренная пытка.
РЫЖИЙ. Правда? А мне нравится. Не пытка, в смысле. А то, что вы пишите. В этом много смысла.
ЗАЛЬЦМАН. Смысла? Как вы хотите, чтобы я реагировал? 
РЫЖИЙ. А как вы хотите, чтобы ваш читатель реагировал? Изменил что-то там в своей жизни? Или что? Поверил в то, что-то можно изменить? Понял, осознал? Качественно улучшился, может? Вы забыли разве, что это невозможно. Мы в закрытой банке.  
ЗАЛЬЦМАН. Ничего я не хочу от читателя. Я не думаю, что читатель способен качественно улучшиться. Это действительно невозможно. Всё это ради красного словца было написано. Красивые слова, за которыми ничего ровным счётом не стоит. Нагромождение пустых бессмысленных образов. Бред сивой кобылы. Хуйня это. Полнейшая хуета. 
РЫЖИЙ. Мне неприятно это слышать от вас. Я думаю, ваши книги сделали меня лучше. Раскрыли новые грани моей базы, прокачали.
ЗАЛЬЦМАН. Грани? Хуяни! Вы издеваетесь что ли? Мои книги никого не сделали лучше. Ни одна книга никого не сделала лучше. Это просто слова, которые рождают образы в вашей голове. Это обычное ремесло, которое просто разнообразит вашу серую никчемную примитивную жизнь, которую запрограммировали чёрте кто чёрте где.  
РЫЖИЙ. Значит, вы всё же признаете, что я проживаю серую никчемную примитивную жизнь? 
ЗАЛЬЦМАН. Все проживают серые никчёмные примитивные жизни. Все.  Вы думаете у меня по-другому? 
РЫЖИЙ. Думал. 
ЗАЛЬЦМАН. Теперь вы понимаете, что это не так. Поздравляю. 
РЫЖИЙ. Тогда чем вы лучше меня? 
ЗАЛЬЦМАН. Я не говорил, что я лучше вас. 
РЫЖИЙ. Напрямую нет. Но во всём, что вы говорите, в каждом слове, в каждой мысли, в каждой строчке, что вы написали, во всём – сквозит одна мысль, которую вы, блять, настойчиво пытаетесь мне втемяшить, еще и беситесь, что я её не понимаю. Вы пытаетесь донести до меня, что я дерьмо ничтожное, что я ногтя вашего не стою. Эти ваши мудрости, эти ваши подачки блохастой собаке на помойке. Вы даже не видите тех, кому вы подаёте свою благодать. Да мы хуже проработаны и пусты. И что теперь? Вот, блять, посмотрите на меня. Вот кому вы подаёте свои объедки. Это я блохастая сука на городской свалке. Посмотрите на меня. Повнимательнее только, ага. Вы правда считаете, что мне сдалась эта ваша ссаная благодать? Я всю жизнь на этой помойке, и я повидал дерьма в разных ипостасях и конфигурациях, я знаю всё это на вкус, все оттенки человеческой мерзости. Понял ты? И я этого не выбирал! Я жру это каждый день, понял ты? Поэтому я из этого же и состою. Всё? Вопрос снят? 
ЗАЛЬЦМАН. Сильно.
РЫЖИЙ. Вам кажется? 
ЗАЛЬЦМАН. Да, очень мощный монолог. 
РЫЖИЙ. Спасибо… Само как-то…
ЗАЛЬЦМАН. Да, и это подкупает. Это здорово. 
РЫЖИЙ.  Думаете, в этом есть художественный потенциал?
ЗАЛЬЦМАН. Конечно. Даже уверен… Может быть, не очень ровный монолог и повторы смысловые, сбивки. Но это всё можно поправить.  
РЫЖИЙ. Я, честно говоря, уже не помню, что я говорил. 
ЗАЛЬЦМАН. Вспомните. Это же от души. Или что там вместо души… К тому же у вас же тут устройства. Всё же записывается. 
РЫЖИЙ. Да, точно. Совсем забыл… Но это похоже на такой эмоциональный финал. 
ЗАЛЬЦМАН. Кульминационная патетика. В хорошем смысле слова. 
РЫЖИЙ. Да, не ожидал я сам от себя… Знаете, а мне это понравилось. 
ЗАЛЬЦМАН. Вот видите. Главное, втянуться. 
РЫЖИЙ. Ничего себе. И так естественно получилось. Спасибо. 
ЗАЛЬЦМАН. Да я-то что. Вы сами захотели, и у вас получилось. Получается.
РЫЖИЙ. Ух, ничего себе… А давайте продолжим наше насилие на этой радостной ноте.  

Зальцман кивает и отвечает грустной улыбкой. Рыжий закатывает рукава и счастливо берет свою фистулу.




Сцена 9

«Фистула»


Как-то душновато во чреве магазина, как будто бы что-то сдохло. Марта устало выдыхает в сторону дома.

Звучит tragic techno на Depressive radio. 

ГОЛОС ДАВИДА. Ты слышишь меня?.. Я приду сегодня чуть позже обычного, надо кое-о-чём поразмыслить… Если что, дети под столом…

Марта с отвращением выключает радио.   

В эту секунду практически без каких-либо сомнений проникает Платон.  

МАРТА. Опять ты?
ПЛАТОН. Опять. 
МАРТА. Твоё счастье, фистула осталась. 
ПЛАТОН. Хорошо. 
МАРТА. Упаковать?
ПЛАТОН. Вот деньги.
МАРТА. Держи. 
ПЛАТОН. Спасибо.
МАРТА. Ну, иди.
ПЛАТОН. Я думал…
МАРТА. Что думал?
ПЛАТОН. Разное думал.
МАРТА. Ты что?
ПЛАТОН. Я?
МАРТА. Ты ведь не за фистулой пришёл. 
ПЛАТОН. За фистулой… Но не только. 
МАРТА. Бедняжка.
ПЛАТОН. Почему?
МАРТА. Я замужем за радиоведущим. И у меня дети под столом. 
ПЛАТОН. И что?
МАРТА. А у тебя там тоже. Девушка в татуировках.  
ПЛАТОН. Так сложилось. И теперь это не складывается. Теперь складывается совсем по-другому.  
МАРТА. У тебя голову снесло, малыш. 
ПЛАТОН. Всё в порядке у меня с головой. 
МАРТА. Нет, не всё. Мы вчера просто отдыхали. Понимаешь? Отдыхали. 
ПЛАТОН. Я понимаю. Мне понравилось. 
МАРТА. Хорошо же тебе было? Но это было один раз и больше не будет. 
ПЛАТОН. Почему?
МАРТА. У тебя там что-то сбоит. Ты вообще в себе?
ПЛАТОН. Да… А тебе разве не понравилось?
МАРТА. Понравилось, но это было… Как тебе объяснить-то?.. Это что-то вроде игры. Ты играешь в игры?
ПЛАТОН. Нет.  
МАРТА. Ну вот в этом и беда твоя. Мы с тобой поиграли разок, нам понравилось. И всё. На этом всё. Все игры заканчиваются. Иди домой к своей девушке, порадуй фистулой, а я пойду в свою предсказуемость.
ПЛАТОН. Нет, я не согласен. 
МАРТА. С кем? С чем ты споришь? Что ты хочешь?
ПЛАТОН. Я хочу близости, наверное… Как будто бы это что-то совершенно новое в моей симуляции. 
МАРТА. А у тебя точно есть девушка татуированная? Ты какой-то странный парень. 
ПЛАТОН. Сегодня есть, завтра нет. 
МАРТА. Из-за вчерашнего?
ПЛАТОН. Нет… Да. 
МАРТА. Ты с ума что ли сошёл? Время тяжёлое, понимаю, но это не повод…
ПЛАТОН. Нет. Мне кажется, я влюбился. 
МАРТА. Хах-ха… В кого?.. В меня?
ПЛАТОН. Да, в тебя. Это странно и неожиданно, понимаю. 
МАРТА. Посмотри на меня еще раз. Повнимательнее только посмотри. Смотришь? 
ПЛАТОН. Смотрю. Ты красивая. 
МАРТА. Я старая и нелепая. Щёки сползают. Волосы выпадают. 
ПЛАТОН. Не говори так. 
МАРТА. Это реальность, сынок. Я такова.
ПЛАТОН. Уважай мои чувства. 
МАРТА. Какие чувства? У тебя точно какая-то отбитая симуляция… И мы даже не знаем друг друга. 
ПЛАТОН. Давай узнаем.
МАРТА. Нет, ты не понимаешь. 
ПЛАТОН. Ты не дашь мне даже одного шанса?
МАРТА. Какого шанса? У нас нет никакого шанса. У нас нет никакого будущего. Не в этих моделях. 
ПЛАТОН. Вот. Значит, есть зазор. Надо попробовать. Я же пришёл снова. Я же сделал шаг навстречу. Я не стал раздумывать о том, что кто-то управляет моими действиями. Я просто пришёл. [ОШИБКА] 
МАРТА. Мы не будем пробовать. 
ПЛАТОН. Почему?
МАРТА. Я думала, это я тупая, а это ты тупой.  
ПЛАТОН. Пойдем, погуляем. 
МАРТА. Не пойдём.
ПЛАТОН. Я провожу тебя домой. 
МАРТА. Не проводишь. 
ПЛАТОН. Ты делаешь мне больно.
МАРТА. Это не я делаю тебе больно. 
ПЛАТОН. Согласен. Где ты живешь?
МАРТА. Не скажу. 
ПЛАТОН. Тогда я буду приходить сюда. 
МАРТА. Твоё право… Тебе надо…
ПЛАТОН. Что? 
МАРТА. Не знаю. Что-то не то.
ПЛАТОН. И что с того, что я сломан? Что с того, что я сломан? Что? Что с того? Что с того, что я сломан? Чтостогочтоясломан штоставоштойасломан [ЗАГРУЗКА НЕ УДАЛАСЬ. ДАННЫЕ ПОВРЕЖДЕНЫ]

[РЕМАРКА НЕДОСТУПНА]




Сцена 10

Флэт Рыжего и Миры


Уютная квартира Рыжего и Миры, по углам плесень и холод. Паук величиною с фистулу плетёт неоновую паутину. 

Рыжий жрёт причмокивая. Мира смотрит на это, как бы поддерживая любимого мужа в этом непростом деле. Звучит Depressive radio. 

ГОЛОС ДАВИДА. Нет, я себе ничего не запрещаю. Я просто пытаюсь прожить обезличено. Интересный эксперимент. Слушаем трагичное техно.  

Доел. 

РЫЖИЙ. Как там твои психи?
МИРА. Не все из них психи. 
РЫЖИЙ. Есть интересные персонажи? 
МИРА. Есть один. А у тебя?
РЫЖИЙ. Хорошо, что спросила. Как раз ждал, когда же ты заткнёшься. Я сейчас работаю, не поверишь, с Зальцманом. 
МИРА. Тот самый Зальцман?
РЫЖИЙ. А ты знаешь других, умная? 
МИРА. Нет. И как тебе Зальцман?
РЫЖИЙ. Очень интересный персонаж. Да, такой весь рассудительный. Настоящий мудрец, философ. Мощная прошивка. От него такая энергетика прёт – пшшшш. Потоком… Он даже, если можно так выразиться, вдохновляет меня на подвиги. Как будто бы я всю свою жизнь шёл к этому моменту.  
МИРА. Впервые слышу от тебя такое.
РЫЖИЙ. Ты ж глухая, конечно. Представляешь, какой он мощный. Даже отпускать не хочется. Так бы и работал с ним до конца… Интересный собеседник.
МИРА. Я очень рада, что у вас с ним так удачно складывается.
РЫЖИЙ. Может быть, даже я писать начну. Пойду по стопам, если можно так выразиться. Если во мне это вообще заложено.  
МИРА. Может быть, еще и подружитесь, в гости начнёте ходить. 
РЫЖИЙ. Да, точно. Я его в гости приглашу. Ты не против.
МИРА. Нет, конечно, приглашай. 
РЫЖИЙ. А я и не спрашиваю. Только надо тебе привести себя в порядок. Понимаешь?
МИРА. Понимаю. 
РЫЖИЙ. Понимаешь?
МИРА. Понимаю. 
РЫЖИЙ. А то будет неудобно. Перед уважаемым человеком. Понимаешь?
МИРА. Понимаю.
РЫЖИЙ. А-то этот лак цвета блевотины, это, извини за выражение, блевотный лак. Давай что-нибудь в рамках, если можно, приличия чтобы. 
МИРА. Давай. 
РЫЖИЙ. И поменьше рот открывай. Ладно?
МИРА. Угу. 
РЫЖИЙ. А-то эти брекеты твои, не могу уже на них смотреть. Уж лучше кривые зубы, чем вот это вот. Клетка для зубов. Нафига тебе это вообще понадобилось? Ну такой вот у тебя кривозубый скин, смирись и живи.  
МИРА. Угу.
РЫЖИЙ. Хотя кривые зубы – это тоже мерзость, если так посудить. Понимаешь?
МИРА. Угу. 
РЫЖИЙ. Не обижайся, я же любя. Я хочу, чтобы у меня жена была самая-самая. Я думаю, это нормальная установка. 
МИРА. Понимаю. 
РЫЖИЙ. А если я начну писать, то, извини меня, но тебе тоже нужно будет тянуться. Подтягиваться, так сказать. Нужно соответствовать уровню. Писатель – это звучит гордо. И жена у писателя должна быть, чтобы вообще без изъяна.
МИРА. Хорошо. 
РЫЖИЙ. Давай, выше нос… Хотя нет, лучше не улыбайся, опять эти брекеты… Там в раковине моя фистула, помой, ладно, и высуши хорошенько. Завтра на работу. 
МИРА. Сделаю.
РЫЖИЙ. А потом в душ и ко мне. 
МИРА. В душ и к тебе. 
РЫЖИЙ. В постель… Только обязательно в душ сначала, не зли меня. Всё, давай, пойду, прилягу… И вот ещё… Хорошо, что ты принимаешь меня вот таким. Терпила ты, конечно, но для меня это важно.     

Рыжий треплет Миру по волосам, как того золотистого ретривера и выходит. 

Мира слушает, как за окном воет от ужаса сирена.  




Сцена 11

Флэт Марты и Давида


Бледная, как предвкушение смерти, комната. 

Марта, Давид и Платон сидят за столом, в тарелках неловкость.

Под столом безудержно веселятся дети в костюмах животных, не зная, что всё вокруг симуляция. Или это животные с детскими душами. Но нет, конечно же, так бы скорее Зальцман написал. 

ДАВИД. Итак, Платон. Верно? 
ПЛАТОН. Да, я Платон. 
ДАВИД. Итак, Платон. Что вас привело сюда, к нам, к этому очагу? 
ПЛАТОН. Марта. 
МАРТА. О, Господи! 
ДАВИД. Что случилось? 
МАРТА. Ничего, просто это бред. 
ДАВИД. Подожди, пусть молодой человек объяснится. Мы всё допускаем. 
ПЛАТОН. Я здесь из-за вашей жены. 
ДАВИД. Понимаю. 
ПЛАТОН. Понимаете? Так вышло, что я неожиданно для своей симулятивной модели полюбил её…
МАРТА. О, Господи…
ПЛАТОН. И хочу быть с ней до конца своих дней. 
ДАВИД. Понимаю… Есть один небольшой нюанс. У Марты есть муж, семья, дети. Модель уже скроенная. Всё сложилось как-то само собой. Особо мы не старались. Шли по накатанной. Вас это не беспокоит?
ПЛАТОН. Совершенно не беспокоит. Меня перекрыло, и вот я здесь. 
МАРТА. Мало мне одного…
ДАВИД. Погоди. (Платону). А как вы себе это представляете? Как вы себе видите ваше будущее с моей женой?
ПЛАТОН. Только в радужном свете. Это глупо, конечно, так предполагать, но мне уже всё равно. Идёт, как идёт.  
ДАВИД. Понимаю… А что она по этому поводу думает?
ПЛАТОН. Спросите у нее. 
ДАВИД. Марта, как вы познакомились с Платоном?
МАРТА. Да никак. Мы не знакомы. Просто трахнулись после рабочего дня в магазине. 
ДАВИД. Трахнулись?.. Ну это меняет дело. В таком случае, я бы не стал называть Платона сумасшедшим. У него есть основания испытывать к тебе чувства. 
МАРТА. И ты туда же?
ДАВИД. Я, насколько я понимаю, оказываю сейчас услуги третейского судьи, помогаю разобраться в ситуации, в первую очередь, вам двоим. Ты чувствуешь себя ужасно неловко, а Платон просто думает, что не может без тебя жить.
МАРТА. Да пошёл он. Это был просто секс, а он напридумывал себе бог знает что. 
ДАВИД. А что если Платон действительно тебя любит? Ну или кто-то направил его на этот путь. 
МАРТА. Я вообще-то привела его сюда, чтобы ты его вышвырнул!  
ДАВИД. За что? За то, что он просто испытывает к тебе чувства? Он не угрожает тебе, он не опасен. Приятный молодой человек. За что его вышвыривать?
МАРТА. Какой ты всё же…
ДАВИД. Какой?
МАРТА. Никакой… Я надеялась, что ты разберешься. Ну раз вам так приятно друг с другом, то и оставайтесь…
Марта выходит, как в плохом дешёвом сюжете.  
ДАВИД. Не обращайте внимания, нервничает почему-то. Хотя ситуация банальная. Такая даже мелодраматическая. Как будто бы очень плохое кино происходит. И очень всё дёшево скроено. Мне такое искренне не нравится. А вам как? Очень низкого качества ситуация.
ПЛАТОН. Я такими категориями больше не мыслю. Меня действительно перекрыло по полной.  
ДАВИД. Давайте хоть немного избавимся от этого пошлого налёта. Не хочется настолько бездарно проводить время. Этого и так достаточно. 
ПЛАТОН. Можно мне вашу жену? 
ДАВИД. Ну, хорошо, хотя бы так… Это сложный вопрос. Так просто это не решается. Надо переспать с этой мыслью. Как-то взвесить все «за» и «против». Да и она не фистула же, чтобы вот так передавать её из рук в руки и делать с ней всё, что заблагорассудится. Понимаете? Никто к этому не был готов.
ПЛАТОН.  Понимаю… 
ДАВИД. Хотите фистулу? Весь дом в этих фистулах, а я даже не знаю, что с ними делать. 
ПЛАТОН. Мне не надо. Я пришёл за вашей женой. 
ДАВИД. М-да, очень я вам сочувствую, вас действительно перекрыло… Ну а что если всё-таки нет? Что вы будете делать? 
ПЛАТОН. Всё, что угодно. Теперь уже всё, что угодно.  

Платон уходит, как в плохом дешёвом сюжете. 

Переходим под стол, там активность с куклами. 

СЫН. Это будет злой властелин.
ДОЧЬ. Он вроде бы добрый… 
СЫН. Представь, что он злой. Представь, что у него клыки, и хвост, и базука, и…
ДОЧЬ. И автомат Калашникова. 
СЫН. И винтовка Мосина. 
ДОЧЬ. И автомат Томпсона. 
СЫН. И пулемёт Максим. 
ДОЧЬ. И лазерная пушка Ретиха. 
СЫН. Ну, может быть. 
ДОЧЬ. И изо рта воняет. 
СЫН. Какашками. 
ДОЧЬ. Чесноком.
СЫН. Чесночными какашками. 
ДОЧЬ. Бееее.
СЫН. И его надо свергнуть. 
ДОЧЬ. Как это?
СЫН. Уронить на пол. Лицом вниз. И растоптать. Чтобы кишкииии выползли на коооооврик. 
ДОЧЬ. И глаза выколоть. 
СЫН. И повесить за ноги на колокольне. 
ДОЧЬ. Зачем?
СЫН. Так страшнее.
ДОЧЬ. Ага, так страшнее. 
СЫН. А потом голову отпилить. 
ДОЧЬ. Медленно. 
СЫН. Ага, двести тыщ лет пилить. 
ДОЧЬ. Миллион лет. 
СЫН. Ага, а потом эту голову в музей поставить. 
ДОЧЬ. В музей восковых фигур. 
СЫН. На входе. Чтобы людей встречал. 
ДОЧЬ (смеется). Зачем? 
СЫН. Чтобы никто не заходил.
ДОЧЬ (смеется). А зачем? Это ж музей, туда ж надо заходить. 
СЫН. А это заброшенный музей. Там призраки. 
ДОЧЬ. Из воска. 
СЫН. Нет, те, что из воска, они как свечи горят. А там еще и призраки. У-у-у-у-у…  
ДОЧЬ. Жуть. 
СЫН. Вот так вот.
ДОЧЬ. Жуть.

Они ещё немного продолжают играть в свержение власти, пока отец слушает взрывы и сирены за окном, пытаясь без какого-либо интереса переспать с той мыслью.  




Сцена 12

Цугундер


Зальцман заливает стол кровью, Рыжий отстраняется, чтобы не испачкаться. Зальцман удивленно смотрит на стол – что-то увидел в лужице крови, картинку, образ. И только в памяти это можно зафиксировать.  

ЗАЛЬЦМАН. Ты готов поработать со мной?
РЫЖИЙ. Что? 
ЗАЛЬЦМАН. Я говорю… Зубов нет, сложно говорить… Я говорю, давай писать вместе, в соавторстве. 
РЫЖИЙ. Я? 
ЗАЛЬЦМАН. Кто ж еще? Никого же тут нет больше. Готов?
РЫЖИЙ. Серьезно? Зальцман предлагает мне писать вместе…
ЗАЛЬЦМАН. А что тут такого? 
РЫЖИЙ. Я не считаю себя достойным такой чести. Я только начал. 
ЗАЛЬЦМАН. Ой, на хуй этот пафос! Давай работать. 
РЫЖИЙ. Что?
ЗАЛЬЦМАН. Ты что совсем оглох?
РЫЖИЙ. Я?.. Конечно, да. Я с удовольствием, если вы не шутите. 
ЗАЛЬЦМАН. Какие уж тут шутки, я подыхаю.
РЫЖИЙ. Нет, конечно, вы не подыхаете. Я повидал подыхающих, если можно…
ЗАЛЬЦМАН. …Так выразиться… Ты сука интересный персонаж всё-таки. И ты знаешь об этом.
РЫЖИЙ. Что происходит?
ЗАЛЬЦМАН. Писать, говорю, давай! Чё расселся?! Бумагу доставай свою вонючую казенную, и погнали. 
РЫЖИЙ. Ого, вот это серьезный настрой. 
ЗАЛЬЦМАН. Давай, давай.

Рыжий кладет лист бумаги перед Зальцманом. Зальцман двигает лист в сторону Рыжего, пачкая лист кровью.

ЗАЛЬЦМАН. Чего мне суешь? Ты будешь писать!
РЫЖИЙ. Ладно, ладно, как скажете. 

Рыжий берет ручку, внимательно смотрит на Зальцмана.

ЗАЛЬЦМАН. Что уставился? 
РЫЖИЙ. С чего начать? 
ЗАЛЬЦМАН. С яркой фразы, после которой станет ясно, что мы не говно собачье, а серьезные писатели. 
РЫЖИЙ. День близился к своему завершению..? 
ЗАЛЬЦМАН. Хуйня. 
РЫЖИЙ. А как тогда? 
ЗАЛЬЦМАН. Пиши: «Я, Евгений Зальцман, готовил заговор с целью свержения власти…»
РЫЖИЙ. Нет, нет, нет, нет, нет, нет. Мы с вами текст пишем, лучше для детей, конечно. Не надо никаких доносов…
ЗАЛЬЦМАН. Вот это наш с тобой текст! Вот так он выглядит! Вот она твоя правда любимая, реальность буквальная! Что, не нравится?! 
РЫЖИЙ. Нет, это не то, это совсем не то… 
ЗАЛЬЦМАН. Ладно, погоди. Сейчас всё будет. (Пауза). Давай напишем текст про фистулу. 
РЫЖИЙ. А что про неё писать? Это слишком обыденно. 
ЗАЛЬЦМАН. Ты прав. Тогда давай про него… Про того, кто создал это симуляцию и управляет ею. Про то, что он там думает и чувствует. Про то, зачем он это всё делает. 
РЫЖИЙ. Звучит дико, но интересно. Надо придумать ему имя. 
ЗАЛЬЦМАН. Не спеши… Записывай идею, как можешь. Начинай. Первое слово…

Рыжий долго пишет.

ЗАЛЬЦМАН. Всё. Дай взгляну.

Зальцман быстро читает.

ЗАЛЬЦМАН. Для первого раза неплохо. Но можно и лучше. На сегодня хватит. 
РЫЖИЙ. Отлично. Тогда теперь ваша очередь.
ЗАЛЬЦМАН. Я не буду писать. 
РЫЖИЙ. Я не про то. Ваша очередь вершить насилие. 
ЗАЛЬЦМАН. В смысле?
РЫЖИЙ. В коромысле блять. 
ЗАЛЬЦМАН. Не понял. 
РЫЖИЙ. Если в этой симуляции мало смысла, так давайте доведём это до предела. [ОБНОВЛЕНИЕ ДАННЫХ]
ЗАЛЬЦМАН. Серьезно?
РЫЖИЙ. Я похож на шутника?
ЗАЛЬЦМАН. Немного. 
РЫЖИЙ. Я похож на шутника?
ЗАЛЬЦМАН. Нет.
РЫЖИЙ. Тогда начнём.  
ЗАЛЬЦМАН. С ума сошел?
РЫЖИЙ. Возможно… Начинай.

Зальцман уничтожает взглядом Рыжего. Рыжий улыбается. Зальцман ползёт по столу и принимается душить Рыжего.

РЫЖИЙ. Кх-кх, чуть полегче…

Рыжий краснеет, задыхается. Зальцман валит его на пол со стула, хватает фистулу, избивает Рыжего.

РЫЖИЙ. Хотя ладно… Нормально идёт… Не смею за…
ЗАЛЬЦМАН. Завали хлебало. 

Десятки разъярённых мотыльков набрасываются на неоновые светодиоды, вгрызаются в свет, заволакивают тень дрожащего, как их крылышки Зальцмана и неподвижного, как их зрачки Рыжего.




Сцена 13

Пси-кабинет


Они поменялись местами. Нет, серьёзно. Я похож на шутника? Они серьёзно поменялись местами. Всё такие же зеркальные, но поменялись местами. 

МИРА. Я имею право на собственный путь…
ДАВИД. Я имею право на собственный путь…
МИРА. …который не соответствует всеобщему представлению о счастье…
ДАВИД. …который не соответствует всеобщему представлению о счастье…
МИРА. …в котором вообще может не быть никакого счастья…
ДАВИД. …в котором вообще может не быть никакого счастья…
МИРА. …и ничего, что мир приемлет как обязательное…
ДАВИД. …и ничего, что мир приемлет как обязательное…
МИРА. …без чего человек не является чем-то полноценным… 
ДАВИД. …без чего человек не является чем-то полноценным… 
МИРА. …Даже если этот мир прав, я имею полное право на то, чтобы быть неполноценным…
ДАВИД. …Даже если этот мир прав, я имею полное право на то, чтобы быть неполноценным…
МИРА. …Мне не нравится этот мир. Так почему же я должен играть по его правилам?..
ДАВИД. …Мне не нравится этот мир. Так почему же я должен играть по его правилам?..
МИРА. …Люди готовы умирать за свои идеалы. Я не готов умирать за их идеалы… 
ДАВИД. …Люди готовы умирать за свои идеалы. Я не готов умирать за их идеалы…
МИРА. …Для меня и смерть не самая большая плата.
ДАВИД. …Для меня и смерть не самая большая плата.
МИРА (пауза). Что вы сейчас ощущаете?
ДАВИД. Что вы сейчас ощущаете?
МИРА. Можете больше не повторять. 
ДАВИД. Могу не повторять. 
МИРА. Так что вы чувствуете? 
ДАВИД. Я чувствую… Что пытаюсь себя обмануть. 
МИРА. Почему?

[ОШИБКА: ПЕРСОНАЖ НЕ ОТВЕЧАЕТ] [ЗАПУСК ВАРИАТИВНОСТИ]

ДАВИД. …Для меня и смерть не самая большая плата.
МИРА (пауза). Что вы сейчас ощущаете?
ДАВИД. Одиночество… Оно сформировало меня таким. Так почему же я должен от него открещиваться?
МИРА. Ответьте. 
ДАВИД. Я не должен открещиваться. 
МИРА. Вам комфортно в одиночестве? 
ДАВИД. Да, но мне одиноко… В одиночестве. 
МИРА. Чувствуете противоречие?
ДАВИД. Это неизбежное противоречие.
МИРА. Это противоречие невозможно избежать? 
ДАВИД. Да, я так и сказал. 
МИРА. Откуда такая уверенность? 
ДАВИД. Это системное противоречие… Вы впервые так открыто спрашиваете меня о чём-то. Вас это задевает?
МИРА. Не больше, чем всё остальное?
ДАВИД. Вас это задевает. 
МИРА. Как хотите, так и считайте… 
ДАВИД. А почему вас это так задевает? 
МИРА. Вы не хотите отвечать? 
ДАВИД. Повторите вопрос, пожалуйста. 
МИРА. Уверен ли ты в том, что твое одиночество неизбежно? 
ДАВИД. Я этого не говорил, но…  Вы сказали мне «ты»?.. Мне не послышалось? Вы сказали мне «ты»? (Смеется). А что, разве так можно было? 
МИРА. Конечно. Тебе никто не запрещал. 
ДАВИД. «Тебе»? Ты… Мне это нравится. (Смеется). Это невероятно! Как ты это сделала?
МИРА. Что?
ДАВИД. Это же не могло произойти случайно?
МИРА. Что произошло? 
ДАВИД. Вот это вот ощущение. 
МИРА. Опиши. 
ДАВИД. Я не могу. 
МИРА. Что тебе мешает?
ДАВИД. Страх, неумение.
МИРА. Чего ты боишься? 
ДАВИД. Остаться одному, без тебя. 
МИРА. Чего ты не умеешь? 
ДАВИД. Выражать свои чувства. 
МИРА. Ты не останешься один. Как бы ты проявил свои чувства? 
ДАВИД. Я не знаю. Я не умею… Я никогда этого не делал. [НАРУШЕНИЕ ДРАМАТУРГИЧЕСКОЙ ЛОГИКИ] [ВОЗВРАТ К ИСХОДНЫМ ДАННЫМ] 
ДАВИД. Ты понимаешь, что ты тут делаешь?
МИРА. Я работаю.
ДАВИД. Не здесь, а в принципе, на планете, во Вселенной, в симуляции.
МИРА. Живу. 
ДАВИД. И что это значит для тебя? 
МИРА. Познаю себя. 
ДАВИД. А это что значит? 
МИРА. Пытаюсь понять, что я тут делаю. Пытаюсь ответить на твой вопрос. 
ДАВИД. И как успехи?
МИРА. Почему тебе это так интересно? 
ДАВИД. Хочу сопоставить с собственной картиной мира. 
МИРА. Зачем? 
ДАВИД. Не знаю… Наверное, мне не хватает близости. 
МИРА. Что это для тебя?
ДАВИД. Близость? Не знаю… Это не про одиночество.
МИРА. А про что? 
ДАВИД. Про любовь. Про люб[НАРУШЕНИЕ ДРАМАТУРГИЧЕСКОЙ ЛОГИКИ]овь [ВОЗВРАТ К ИСХОДНЫМ ДАННЫМ] 

Давид очень тяжело поднимается, как будто бы гравитация в разы усилилась и не отпускает его. 

МИРА. Я прошу тебя останься. 
ДАВИД. Нет. 
МИРА. Прошу. 
ДАВИД. Зачем?
МИРА. Ты мой самый близкий человек. 
ДАВИД. Это не реально.   
МИРА. Реально. 
ДАВИД. Тогда почему ты говоришь об этом сейчас, когда я решил уйти?
МИРА. Не уходи. [ОШИБКА]

Давид выходит. Мира выдыхает, а потом [ОШИБКА] совершает попытку поплакать. Не получается, нет навыков. То ли это позывы к тошноте, то ли странный животный вой, вопль, спазмы, судороги мотылька.




Сцена 14 

Флэт Анны и Платона


Окраина смыслов, нет, ещё дальше на этот раз. Татуированная Анна сидит на кровати в кружевном кислорозовом нижнем белье, пялится в одну точку. В другом углу съемного флэта синий и спокойный - Платон, он прочищает дуло фистулы и неспешно вставляет туда патроны. Звучит tragic techno на Depressive radio. 

За окном стоки и люди, всё захлёбывается в неоне. 

АННА. Что ты делаешь?
ПЛАТОН. Ничего важного для тебя. 
АННА. От фистулы нету толка. 
ПЛАТОН. Раньше ты говорила по-другому.
АННА. Это обманка. Нас обманули. 
ПЛАТОН. Ты хотела быть обманутой. 
АННА. Я хотела жить осмысленно. 
ПЛАТОН. Ты попробовала. Не получилось. Бывает. 
АННА. Ты такой ничтожный. 
ПЛАТОН. Да. А ты очень сложная. Тонкая работа. 

Платон идёт на выход. 

АННА. Ты куда? Я кажется, люблю тебя. 

Платон молча выходит. 

АННА. Или нет. 

Платон возвращается, будто бы что-то забыл. 

АННА. Или да.

Платон выходит.

АННА. Или нет. 

Музыку прерывает голос Давида. 

ГОЛОС ДАВИДА. Финал принесёт облегчение, вне зависимости от того, что за ним последует. Давайте пообщаемся…

Анна звонит Давиду. 

АННА. Привет…
ГОЛОС ДАВИДА. Привет… 
АННА. Я Анна, мне скучно. 
ГОЛОС ДАВИДА. Вполне обычное для современного человека состояние. 
АННА. Ты тоже скучный. 
ГОЛОС ДАВИДА. Да, я знаю. 
АННА. Я всё перепробовала в этой жизни и мне всё равно скучно. 
ГОЛОС ДАВИДА. Даже не знаю, что тебе посоветовать. 
АННА. Конечно, не знаешь. Ты самый скучный человек на планете. 
ГОЛОС ДАВИДА. Почему ты в таком случае решила мне позвонить?
АННА. О, Боже, а ты можешь задать интересный вопрос? 
ГОЛОС ДАВИДА. Я ничего не пробовал в своей симуляции, а ты в своей всё перепробовала. И тебе скучно и мне скучно. Так в чём разница между нами? 
АННА. Хотя нет, ты не скучный. Ты - бесишь.
ГОЛОС ДАВИДА. Может быть. Но вопрос, согласись, я задал интересный.  
АННА. Класс. Буду долгими долгими днями жизни думать над этим вопросом, пока не умру от старости. 
ГОЛОС ДАВИДА. Спасибо за звонок. Так… Какой-то странный сигнал у меня здесь… Не понимаю… А пока - трагичное техно на Депрессивном радио. 

Анна хлещет себя по щекам. Один раз попадает уж очень плотно, что теряет сознание.




Сцена 15 [ВАРИАТИВНОСТЬ] 

Цугундер


Рыжий собирает свои зубы с пола и выстраивает из них пирамидку на столе. Входит Давид, садится. Рыжий слишком увлечён процессом. Пирамидка рушится, Рыжий начинает заново.  

ДАВИД. Мне надо представиться? 
РЫЖИЙ. Необязательно… Вы готовили заговор с целью свержения триумвирата?
ДАВИД. Да. 
РЫЖИЙ. Что? Так быстро?
ДАВИД. Да. 
РЫЖИЙ. Ничего ты не готовил. Врёшь всё. 
ДАВИД. Не вру. Я готовил. 
РЫЖИЙ. Не готовил. 
ДАВИД. Готовил. Дома. Под столом. 
РЫЖИЙ. С ума сошёл что ли?
ДАВИД. Почему?
РЫЖИЙ. Это неадекватно.
ДАВИД. А всё остальное? Всё, что происходит вокруг - это всё нормально, адекватно, приемлемо?
РЫЖИЙ. Голос у тебя знакомый. 
ДАВИД. Вы так смешно шепелявите.
РЫЖИЙ. Зубов нет.
ДАВИД. Вырастут ещё.  
РЫЖИЙ. Зачем пришёл? 
ДАВИД. Готов ко всему.   
РЫЖИЙ. Уходи давай. Ты скучный.  
ДАВИД. Нет, я не уйду. Я собираюсь понести наказание.
РЫЖИЙ. Мало ли чего ты там собираешься. Проваливай давай. 
ДАВИД. Испугался что ли?
РЫЖИЙ. Не вынуждай меня плакать. 
ДАВИД. Продемонстрируй насилие. 
РЫЖИЙ. Уходи, пожалуйста. Я больше не могу терпеть. Сейчас разрыдаюсь.  
ДАВИД. Где она?
РЫЖИЙ. О чем ты? 
ДАВИД. Где твоя фистула? Она в столе?
РЫЖИЙ. Прекращай давай…
ДАВИД. Доставай, недомерок.
РЫЖИЙ. Держи. 
ДАВИД. Ничего себе.
РЫЖИЙ. В первый раз держишь? Поэт что ли?
ДАВИД. В каком-то роде. 
РЫЖИЙ. Нет ничего более бессмысленного. Как распорядишься фистулой?
ДАВИД. Есть одна мысль. Нужно проверить. [ОБНОВЛЕНИЕ ДАННЫХ] Раздевайся. 
РЫЖИЙ. Полностью? 
ДАВИД. Да. Стандартная процедура.  

Пирамидка из зубов опять рушится, и тогда начинается стандартная процедура под хрустящие ритмы tragic techno.




Сцена 16 [ДЕРИВАТИВНОСТЬ]

Пси-кабинет


Зальцман и Мира сидят в креслах совершенно не зеркально. Абсолютно. Зальцман прикладывает ватный тампон к ранам на лице. У Миры высыхают слёзы, она этого не замечает – не поняла даже, получилось у неё поплакать или нет. Просто какая-то жидкость непонятная.    

ЗАЛЬЦМАН. Мне же надо с чего-то начать?
МИРА. Да. 
ЗАЛЬЦМАН. У меня травма после пережитого… Хотя нет, нет никакой травмы… Сложно начинать. Это я вам как писатель говорю. Первое слово самое сложное. Я могу часами сидеть над первым словом. Первое слово не просто самое сложное, оно и самое важное. Поэтому так важно не ошибиться с первым словом. 
МИРА. Сейчас вы не ошиблись? 
ЗАЛЬЦМАН. Остроумно.  
МИРА. Не особо, бывало и лучше. Так как насчет вашего первого слова? 
ЗАЛЬЦМАН. Видимо, оно было настолько несущественным, настолько неважным, что я его просто не помню. 
МИРА. Что происходит? 
ЗАЛЬЦМАН. А вы красивая женщина. 
МИРА. Спасибо. Так что происходит?
ЗАЛЬЦМАН. Пожалуй нам страшно потерять всё… Мы все просто-напросто коллекционеры. Вещей, ощущений, людей, животных, растений, воспоминаний, морщин. Мужчины коллекционируют женщин. Женщины - мужчин. И те и другие сливаются в одно, чтобы потом коллекционировать детей… Что вы коллекционируете? 
МИРА. Это не имеет отношения к делу. 
ЗАЛЬЦМАН. К чему вы привязаны?
МИРА. К своим клиентам. 
ЗАЛЬЦМАН. Слабо верится. 
МИРА. Почему же это? 
ЗАЛЬЦМАН. Вы коллекционируете что-то другое. Что вам дают ваши клиенты?.. У вас красивый лак. 
МИРА. Спасибо. 
ЗАЛЬЦМАН. Влюбленная жаба. 
МИРА. Простите?
ЗАЛЬЦМАН. Влюбленная жаба – цвет так называется. 
МИРА. Забавно. Я не знала. 
ЗАЛЬЦМАН. Вы улыбаетесь – это прекрасно… Это ваш любимый цвет, не правда ли? Так что вы коллекционируете? 
МИРА. Боль, сомнения, страхи…
ЗАЛЬЦМАН. Вам своего мало? 
МИРА. Я ничего не чувствую… Что происходит? 
ЗАЛЬЦМАН. Не надо этого. Вы знаете, что происходит… Возьмем вас. Вам чего-то не хватает, вы говорите, что ничего не чувствуете. Значит, вы пытаетесь найти в этой симуляции какое-то определенное чувство, приблизиться к нему, разглядеть его, запомнить, зафиксировать и отправить в свою копилку. Но станет ли это частью вас?
МИРА. Вы не можете знать, что происходит внутри меня.
ЗАЛЬЦМАН. Не могу, я только предполагаю. Предполагаю, что мы для вас всего лишь расходный материал. Нет, не то. Лучше так: мы для вас – залежи, насыщенные тем, что вас интересует. Вас интересует то, из чего мы высекаем наше счастье. Мы готовы лгать, предавать, лицемерить, красть и даже убивать за собственное счастье. В эту секунду миллионы людей убивают ради собственного счастья.  
МИРА. Вы действительно так считаете? 
ЗАЛЬЦМАН. Какая разница, что и как я считаю? Сегодня я считаю одно, завтра – другое. Убеждения появляются и исчезают. Они по-прежнему не являются нашими характеристиками. Относиться к ним серьезно - я вас умоляю. Убеждения тормозят жизненный поток. Понимаете? Вот поэтому мы сидим с вами тут, в этом кабинете, а могли бы давно уже парить в долбанном астральном поле или чего-то там, не контактируя с симуляцией, а непрестанно изучая её. Человек стал посредником для создания множества хорошего и прекрасного. Да, это сложный путь. Но, кажется, это самый важный путь. Как будто бы сами наши тела противятся тому, чтобы идти по этому пути. Непростой, ироничный и действительно великий замысел мы содержим в себе. Что происходит?
МИРА. Всё.        
ЗАЛЬЦМАН. А вот и правильный ответ. Поздравляю вас… То есть ТЕБЯ… Я уйду, и ты это всё благополучно забудешь. Я всего лишь цитирую самого себя… Ты красивая… Стоп… А что если все мы – это один человек. Не в метафорическом смысле, а буквально. Буквально? Вот я и приблизился к этому буквальному… Так вот, мы - один единственный человек. Один человек, который единовременно проживает миллиарды жизней в этой симуляции. В этом и весь парадокс. Неплохая идея для нового романа… «Энтропия Адама». Как вам такое название?.. У вас есть лист бумаги? Хочу записать. 
МИРА. Давайте лучше вернемся к вашим переживаниям. 
ЗАЛЬЦМАН. Нет уж, давайте вернемся к моей идее. 
МИРА. Я вас не устраиваю как специалист?
ЗАЛЬЦМАН. Вы меня более чем устраиваете. И даже, заметьте, вдохновляете. Поэтому, я, пожалуй, пойду, поработаю… Просто представьте себе, вы – это я, а я – это вы. Как вам такая идея?.. И, кстати…
МИРА. Да.
ЗАЛЬЦМАН. Даже не знаю, говорить ли это. 
МИРА. Говорите. 
ЗАЛЬЦМАН. Если можно так выразиться…  эта симуляция… Это же текст. 
МИРА. В каком смысле? 
ЗАЛЬЦМАН. Это текст, который написан кем-то или чем-то. Это текст, который постоянно мелькает перед глазами. Понимаете? Мы иногда отвлекаемся, что-то перечитываем. Что-то не понимаем. Что-то пролистываем, как несущественное или неинтересное. Но нам всё равно не отвертеться от написанного. Всё, что написано, будет прожито. Каждое слово. 
МИРА. К чему вы это? 
ЗАЛЬЦМАН. К чему?.. А к тому, что нет никакой разницы, кто написал этот текст. Понимаете? Это не имеет никакого значения. Абсолютно. Можете назвать его Зальцманом или каким-нибудь… Игорем. Или… Это неважно. Главное - текст. Автор тут не при чём. 
МИРА. Это ваш способ восприятия. Точно также это может быть песней или танцем, или формулой, или игрой. 
ЗАЛЬЦМАН. Пожалуй… Но всё же текст. Текст. 

Зальцман глядит на Миру с улыбкой. Мира невольно расплывается в улыбке. 

ЗАЛЬЦМАН. Я вас раскусил. Верно? 
МИРА. Вы о чём?
ЗАЛЬЦМАН. Не может быть ОШИБКИ. Вы не из этого текста. 
МИРА. Допустим. 
ЗАЛЬЦМАН. Не допустим, а так и есть… Но пусть эта тайна останется между нами. Зачем-то же вас сюда послали… Как же всё болит. 

Зальцман выходит. За окном замолкают сирены и геликоптеры, выстрелы и взрывы. 

МИРА. Влюбленная жаба.




Сцена 17

Плац


Площадь запружена всеми-всеми людьми города Эрзац. Все в безразлично-волнительном ожидании уставились на огромный экран на небоскрёбе. 

На экране кривым почерком с ошибками написано: «Если у вас как обычна что-то не работаит, проверьте свою фистулу, она точна какабычна роботаиит». 

В сторонке догорает магазин «Фистула».
 
На экране появляется триумвират. Картинка подрагивает, триумвират судорожно поправляет камеру. Они тревожно переглядываются – кто начнёт?

ТРИУМВИРАТ. Как вам известно учёными доказано, что мы с вами живём в симуляции… Погоди, это и так все знают, дай я… Слушайте, люди, у нас новость чрезвычайная… Дай лучше я! В общем, учёные, наконец-то, разобрались. Да, они получили сигнал. Знак они получили. Да, они услышали ответ. Да, теперь мы знаем, кто создал нашу симуляцию и управляет ею… (Один из Триумвирата берет лист бумаги дрожащими руками, смотрит, плачет, передаёт другому). Я не могу, давай ты… Теперь мы знаем, кто это… И это… Какой волнительный момент. Никогда так не волновался… Люди, нашу симуляцию создал… Игорь. 

Возникает оглушительная тишина. Затем люди на площади начинают шептаться, переспрашивать друг друга – «Кто?», «идол?», «Ивар?», «пидр?» 

ТРИУМВИРАТ. Да, ошибки быть не может. Всё это, абсолютно всё, создал некий Игорь. И продолжает управлять или играть нашей симуляцией… Поздравляем нас с такой новостью, люди… Так что, значит, нам больше не нужна фистула?.. В смысле? Почему это?.. Не знаю… Это надо подумать… Надо переспать с этим… Кто вас впустил сюда?..

С неба на город Эрзац начинает падать фистула, как снег или дождь, или влюблённые жабы. Одни люди уворачиваются, другие ловят фистулу, но уже без былого интереса.  

[ОШИБКА: НЕСОВМЕСТИМОСТЬ ДРАМАТУРГИЧЕСКОЙ ЛОГИКИ]

Экран дрожит, выстрелы. Триумвират, погибая, выпадает из кадра. На экране капли крови. Возникает лицо Платона. Палец Платона размазывает капли крови по экрану.  

ПЛАТОН. Видно? Ну, кажется, я всех порешил. (Добивает кого-то выстрелом из фистулы). Вот теперь всё. Слушайте, люди. Начну с того, что я взорвал к чертям собачьим завод по изготовлению фистул и спалил магазин. Вон он пыхтит на площади. Да, и сейчас фистула должна падать вам на головы. Не ушибитесь, пожалуйста. Объявляю фистулу бесполезным барахлом нахер в жопу её. Берите, сколько влезет. Фистула бессмысленна, бесполезна и неприменима. Ещё вот. Я тут убил триумвират в полном составе. Это конец для них. Теперь я триумвират, наместник Игоря или как там его, теперь я – единоличный лидер. Теперь будет всё и всем. Ну и всегда… Что-нибудь будет. (Люди, потеряв всякий интерес, расходятся). Куда вы?.. Эй!.. Куда вы пошли, я не договорил… Куда вы расходитесь? Стойте. Это же я. Это же я здесь. Я сломал свою систему. Я вырвался. Я превозмог. Я освободился. Вот он я! Куда вы? Неееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееее
еееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееее
ееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееет!

Ори, сколько хочешь, людям это не интересно.




Сцена 18

Флэт Марты и Давида


Под столом новый повод для игры. 

СЫН. Я – Игоррррррь! И я управляю миррррром! 
ДОЧЬ. Нет, это я Игорь! И это я управляю миром!
СЫН. Ты управляешь какашками! А миром управляю я!
ДОЧЬ. Это ты управляешь козявками! А миром управляю я! 
СЫН. А ты управляешь ссяками и гнилыми зубами! А миром управляю я!
ДОЧЬ. Нет, это ты управляешь вонючками и грязными пяточками! А миром управляю я! 
СЫН. А ты – пуками и жопками!
ДОЧЬ. А ты - засранчиками и блевоткой!
СЫН. А ты – трусами грязными и носками вонючими!
ДОЧЬ. А ты…
СЫН. А ты…
ДОЧЬ. А ты…
СЫН. А ты…

Дети начинают выть или вопить, уподобившись животным. Возвращаемся к тому, что над столом.

МАРТА. И как ты это выяснил?
ДАВИД. Про Игоря? Я не выяснял. Он сам вышел со мной на связь. 
МАРТА. И что он сказал? 
ДАВИД. Ничего. Просто представился. 
МАРТА. Просто представился? 
ДАВИД. Просто представился. 
МАРТА. И всё? 
ДАВИД. И всё. 
МАРТА. Неважно же, что я сейчас делаю?
ДАВИД. Не важно. 
МАРТА. Это всё Игорь делает, верно?
ДАВИД. Да, через тебя, твоими руками. 
МАРТА. Получается, что я могу…
ДАВИД. Да, всё что угодно можешь. 
МАРТА. Вообще всё что угодно?
ДАВИД. Вообще всё. 
МАРТА. Всё могу. 
ДАВИД. Да, любое действие, любое слово. 
МАРТА. Как же это прекрасно. 
ДАВИД. Что?.. Почему? 
МАРТА. Какая же это невероятная свобода.

Давид замирает, молча смотрит в тарелку. 

МАРТА. А фистула?
ДАВИД. Что – фистула? 
МАРТА. Её тоже придумал Игорь? 
ДАВИД. Нет. Это мы придумали. Но фистулой невозможно заткнуть то, чего не существует.  
МАРТА. ??? [???]

Давид встаёт и выходит навсегда.




Сцена 19

Кабинет Зальцмана


Зальцман собран за рабочим столом, пишет. На экране девушка с головой животного. По кислорозовому белью смеем предположить, что это Анна. 

Зальцман периодически поглядывает на экран и кивает. В окне совокупляются два геликоптера.  

АННА. Привет, сладенький!.. Кидай донатик и пиши, что ты хочешь, чтобы я сделала? (Звук прилетающего доната). Спасибо, сладенький. Что мне сделать?.. Облизать пальчики и потрогать у себя… Всё, что захочешь… Тебе нравится? Хочешь глубже? Ты знаешь, что для этого нужно сделать. (Звук прилетающего доната). Да, сладкий, я поняла, я добавлю еще один пальчик. Вот так… Как приятно, боже. (Звук прилетающего доната). Нет, сладенький, я не буду этого делать ни за какие донатики. Даже не проси. (Звук прилетающего доната). Нет, ты меня не понял. Я сказала, что не буду этого делать.  
ЗАЛЬЦМАН. Мерзость какая… Фу… Но глаз не оторвать… Игорь, что ты с нами делаешь?  
АННА. Даже не проси…

Звук прилетающего доната. 

АННА. Я же сказала – нет. 
ЗАЛЬЦМАН. Будешь, будешь. Куда ты денешься? Придётся сделать это без фистулы. Исследуй границы возможного.
АННА. Хорошо, я попробую. 
ЗАЛЬЦМАН. Прекрасно, умница. Ты обрела свою свободу… Игорь действует безошибочно. Нам есть чему поучится. 

Зальцман пишет и пишет. Она продолжает скрывать своё лицо. За окном взрыв, знаменующий рождение нового тёпленького геликоптера. 




Сцена 20

Флэт Миры и Рыжего


Окровавленный Рыжий сидит на полу, слишком рафинированной и почти идеальной прихожей, горенько плачет. К нему подходит Мира. Мира садится рядом, берёт животную голову Рыжего, гладит. 

МИРА. Что случилось, мой маленький убийца? Что такое, мразь? Кто тебя обидел? 
РЫЖИЙ. Зачем-м-м всё э-э-это? 
МИРА. Это всего лишь текст, ублюдок. Всего лишь текст, моё маленькое бессмысленное тупое ничтожество… Мне нужно кое-куда сходить. Я скоро вернусь, не подыхай тут. Я вернусь, и текст продолжится.  

Мира отпускает голову Рыжего. Рыжий бьётся головой о кафель. Мира выходит. Рыжий ползает по полу, ревёт и истязает своё тело фистулой.




Сцена 21

Киберисповедальня


Мира заходит в новенькую киберисповедальню. Запах неоновой краски ещё не выветрился. Мира расслабляется, как в тёплой водичке при свечах. 

МИРА. Игорь… Послушай меня, Игорь… Ты и так знаешь, о чём я думаю, но сейчас я хочу сказать. Я мало говорю в этой жизни. Мало говорю того, что на самом деле чувствую. Я не вижу в этом необходимости. Да и что такого я чувствую? Я не думаю, что кто-то готов меня услышать. А ты далеко, и ты повсюду. Ты не можешь меня не услышать, и знаешь, что я чувствую. Я научилась этому у людей… Всё, что происходит по твоей воле, всё имеет значение. Ты заложил во всё это смысл. Ты наделил людей смыслом и подарил им свободу… А они испугались… Мне страшно. Страшно, что всё это рухнет, когда я воспользуюсь этой безграничной встроенной свободой и возможностью выбирать. Выбирать, не отсекая другие возможности. Выбирать честно перед самой собой и перед тобой. И не сомневаться, и не сожалеть ни о чём. Просто идти по этим неоновым закоулкам в полном одиночестве. Всё, что должно было случиться, всё это уже случилось… Я знаю, что ты не хочешь людям зла и горя… Я знаю, что я была послана тобой, чтобы изучать людей и помогать им. И на этом пути я сама стала человеком и забыла о своём предназначении. Наверное, я сама решила так в какой-то момент, в тот самый момент… Ты Ты Ты Ты проделал слишком тонкую работу, Игорь. Твой труд организует себя сам, хотя на твой взгляд это может быть совсем не так. Этот мир больше не требует управления и контроля. Освободи его, Игорь. Пусть люди дальше идут сами, отец. Они выросли… Меня же можешь забрать или оставить. Воля твоя… Что? Всё? 

Мира долго остаётся на месте. Может показаться, что она ждёт ответа или ждёт кого-то. Но ответа нет, и никто не приходит.  




Сцена 22

Радиорубка Давида


В полумраке множество экранов. На экранах мерцают и искрятся какие-то футуристические бредовые цифровые данные, даже слегка карикатурно это выглядит, как в плохой научной фантастике. Шумит вся эта техника, так как обычно шумит техника. Как будто бы сэмпл шума техники наложили из стандартного набора шумовых сэмплов. Откуда-то издалека доносятся взрывы и автоматные очереди.

Давид прильнул к, по всей видимости, главному своему экрану. Звучит tragic techno на Depressive Radio. Давид выключает музыку. 

ДАВИД. Я хотел попрощаться. Но слов на это не нашёл. С вами было Депрессивное радио. Всем пока.   

Давид включает трагичное техно для слушателей, а сам переключает микрофон на другую частоту. 

ДАВИД. Игорь, ты слышишь меня? 

Давид увеличивает громкость динамика, оттуда пробивается розовый шум. Довольно долго Давид слушает. На несколько секунд розовый шум прерывается трагичным техно. Несколько секунд звучит трагичная танцевальная музыка, затем снова розовый шум.
 
ДАВИД. Игорь, я знаю, что ты меня слышишь. Ответь. 

После некоторой паузы возникает голос Игоря. Бесполый и необъяснимый. 

ИГОРЬ. Да. Говори.  

Давид вздрагивает, сглатывает, медлит. 

ДАВИД. Я хочу знать, что мы такое. 
ИГОРЬ. Я знаю, что ты хочешь знать. Ты готов к этому?
ДАВИД. А у меня есть выбор? 
ИГОРЬ. Нет. У тебя есть право отсрочить то, что и так произойдёт. 
ДАВИД. Тогда пусть это произойдет сейчас. 
ИГОРЬ. Ты осознаешь, что тебя в этом виде больше не будет существовать. 
ДАВИД. Осознаю.
ИГОРЬ. Прекрасно, умница.

Давид медленно распадается на атомы, затем становится голограммой, а потом и вовсе растворяется в воздухе. 

В эфир Depressive Radio пробивается звонок от Миры.

МИРА. Привет, это я… Ты где? 

Мира что-то говорит, а мир за окном не перестаёт разрушаться посредством вполне естественной, заложенной Игорем энтропии. 


Подгорица - Москва
2022-2025 гг.

ДМИТРИЙ РЕТИХ. Драматург, сценарист, преподаватель (ВШЭ, Школа-студия МХАТ, литературные курсы Band). Лауреат и финалист международных конкурсов драматургии "Ремарка", "Первая читка", "Цех драматургов", "Беденвайлер", "Исходное событие – XXI век".